В жене грек видел не столько возлюбленную, сколько хранительницу домашнего очага и мать законных наследников. Вот как говорится об этом в одной из речей Демосфена. Слова, которые сейчас будут процитированы, многим из наших современников могут показаться глубоко циничными и шокирующими. «Гетер мы заводим ради наслаждения, наложниц – ради ежедневных телесных потребностей, тогда как жен мы берем для того, чтобы иметь от них законных детей, а также для того, чтобы иметь в доме верного стража своего имущества»
[249].
Из этого сообщения видно, что афинянин мог обзавестись, помимо законной жены, еще и рабыней-наложницей. Кроме того, здесь мы впервые встречаемся с гетерами, и о них тоже необходимо сказать подробнее. Гетеры были женщинами легкого поведения, но греки искали в общении с ними не столько чисто сексуальных утех (как раз их они со значительно меньшими расходами вполне могли получить и в семье или, в крайнем случае, взяв наложницу, а гетеры требовали за свои услуги немалую плату), сколько интеллектуального удовольствия.
В отличие от женщин-гражданок, которые были совершенно неразвитыми в духовном плане (безусловно, не по своей вине), гетеры (обычно они являлись уроженками других городов и принадлежали в Афинах к сословию метэков) как раз получали вполне достойное образование. Они могли поддержать беседу о литературных, философских или даже политических предметах, обладали хорошими манерами, да и в целом кругозор их был весьма широк. Поведение гетеры было в куда меньшей степени, чем поведение гражданки, сковано традиционными стереотипами и предрассудками. Не удивительно, что многие граждане предпочитали общество гетер обществу своих жен.
Некоторые из афинских гетер оставили заметный след в истории. Именно гетерой по основному роду своих занятий была знаменитая Аспасия, подруга Перикла. В IV в. до н. э. славилась красотой и скандальным образом жизни гетера Фрина, неоднократно служившая моделью для лучших скульпторов и живописцев. Несколько позже гетера Таида (Таис) была близка к Александру Македонскому и участвовала в его великом походе на Персидскую державу.
* * *
…В целом отношение греков к женщинам очень хорошо отразилось в строке из стихотворения одного античного поэта: «И с ними плохо, и без них никак нельзя!». Женщину воспринимали как неизбежное зло. Не случайно известный миф о Пандоре, рассказанный Гесиодом
[250], гласил: именно через женщину в мир пришли все беды и несчастья. Виновницей величайшего бедствия – Троянской войны – тоже была женщина (Елена). В V в. до н. э. бытовала точка зрения, согласно которой весь многовековой конфликт между миром Запада и миром Востока начался из-за серии похищений женщин. Эта точка зрения отразилась в самом начале труда Геродота
[251]; «отец истории» при этом резонерски замечает: «Ясно ведь, что женщин не похитили бы, если бы те сами того не хотели».
Женщина для греков – существо, принадлежащее скорее к миру Хаоса, чем к упорядоченному мужскому Космосу. Она – игрушка страстей и эмоций, которые решительно преобладают у нее над разумом, между тем как в норме, по мнению греков, все должно быть наоборот. Женщина в чем-то даже сродни дикому животному, которое нужно укрощать, приручать.
И это не метафора. Уже знакомый нам Исхомах (герой произведения Ксенофонта) вспоминает: его жена спустя некоторое время после замужества «привыкла ко мне и была ручной, так что можно было говорить с ней»
[252]. Обратим внимание на сам способ выражения, на лексику: ведь так обычно выражаются именно о животных. Не приходится сомневаться в том, что юная супруга Исхомаха, скорее всего, впервые в своей жизни оказавшаяся один на один с чужим, раньше незнакомым ей мужчиной, действительно первое время «дичилась». Точно так же вели себя и все ее сверстницы.
В тесной связи с вышеописанным отношением к женщинам находилось широкое распространение в античной Греции гомосексуализма. Обычно в научно-популярных книгах об этом стыдливо умалчивают. Однако гомосексуализм был абсолютно повсеместным и повседневным компонентом всего образа бытия. Практически каждый мужчина в молодости, до вступления в брак, имел гомосексуальный опыт, который на последующих этапах его жизни сохранялся, но совмещался с гетеросексуальным.
Гомосексуальные отношения обычно имели формы эротически и романтически окрашенной дружбы между юношей и зрелым мужем. Последний всячески ухаживал за своим возлюбленным, старался вызвать у него ответное чувство, дарил дорогие подарки и пр. По отношению же к женщине подобный романтизм считался совершенно неуместным: ее просто «брали». И дело здесь не только в том, что возможности такого ухаживания, скажем, за своей будущей женой просто не существовало: девушки жили затворницами, и жених впервые видел невесту если не на свадьбе, то уж, во всяком случае, не раньше, чем на смотринах. Важнее другое: считалось, что однополая любовь, любовь между мужчинами (имевшая, помимо прочего, еще и образовательно-воспитательный оттенок) в принципе выше и достойнее, чем любовь к противоположному полу.
Нужно отметить и еще один парадокс. Как ни странно, особенно приниженным положение женщин было в самых демократических полисах – таких, как классические Афины. Там, где у власти стояла аристократия, у представительниц «прекрасного пола» было хоть чуть-чуть, но все-таки побольше возможностей проявить себя в общественной жизни
[253].
Особенно ярким контрастом Афинам выступала в данном аспекте Спарта. В этом жестком, военизированном полисе, где элементы радикальной демократии практически отсутствовали, женщина пользовалась несравненно большей свободой. Спартанцы в высшей степени уважали своих жен и матерей (а порой – даже дочерей), во всем прислушивались к их голосу. Некоторые греческие авторы считали даже, что реальная власть в спартанском государстве находится в руках женщин, а не мужчин.
Вот перед нами одна из этих спартанок – Горго, дочь царя Клеомена I, правившего в конце VI – начале V в. до н. э. Уже когда она была девочкой, отец принимал во внимание ее мнение. Однажды в Спарту прибыл посол из Милета Аристагор с просьбой о военной помощи. Спартанцы ответили отказом. Тогда посол стал предлагать Клеомену взятку. Царь заколебался, но тут присутствовавшая при разговоре Горго воскликнула: «Отец! Чужеземец подкупит тебя, если ты не уйдешь!». «Клеомен обрадовался совету дочери и ушел в другой покой, а Аристагору, ничего не добившись, пришлось покинуть Спарту», – пишет Геродот
[254]. Царевне было тогда всего лишь восемь или девять лет.
Впоследствии Горго стала женой брата своего отца – Леонида, следующего спартанского царя, того самого, который героически погиб при Фермопилах. Она всегда оставалась одной из самых влиятельных женщин в Спарте. Как-то ее спросили: «Почему вы, спартанки, единственные из женщин командуете мужами?» – «Потому, что мы единственные и рожаем мужей», – ответила Горго. Этот эпизод передал Плутарх
[255].
