— …Как сейчас помню, стояла чудная осенняя ночь, и у меня было больше хлопот, чем у инструктора шагистики в драконьей армии.
Эта реплика Отика всегда вызывала смех у тех, кто ее слышал, Тика же на нее тихо скрипела зубами. Толстяк отыскал себе благодарных слушателей и разошелся не на шутку — остановить его уже было невозможно.
— Таверна тогда располагалась в кроне огромного валлина, как, впрочем, и остальные дома нашего славного городка, пока его не разрушили драконы. О, как он был чуден, наш город!..
Отик вздохнул и театральным жестом смахнул слезу. Из примолкшей группы слушателей вырвался сочувственный шепоток.
— Где был я в это время? — Отик трубно высморкался — это тоже было предусмотрено сценарием. — Я был на своем посту, за стойкой, и тут дверь отворилась…
Дверь отворилась. Это выглядело так эффектно, что, казалось, было подстроено нарочно. Тика отбросила с покрытого испариной лба прядь рыжих волос и выжидающе посмотрела в сторону входа. Зал окутала внезапная тишина. Тика непроизвольно сжала кулаки с такою силой, что ногти впились ей в ладони.
В дверях стоял человек столь высокого роста, что при входе ему пришлось наклониться, дабы не задеть головой притолоку. Волосы его были темны, а лицо имело выражение суровое и мрачное. Несмотря на то что он был закутан в меха, поза и уверенная походка свидетельствовали о его немалой физической силе.
Словно оценивая каждого посетителя, гость окинул помещение цепким настороженным взглядом. Впрочем, взгляд этот скорее всего был чисто машинальным, потому что стоило гостю встретиться глазами с Тикой, как угрюмое лицо его сразу оттаяло, а на губах заиграла улыбка. В приветственном жесте человек развел в стороны могучие руки.
Мгновение Тика колебалась, но все же не смогла совладать с радостью, полыхнувшей в ее груди при виде старого друга. Одновременно она испытала легкий приступ ностальгии по былым временам. Протолкавшись сквозь толпу, Тика бросилась в его объятия.
— Речной Ветер, друг мой! — жалобно прошептала она.
Обняв Тику, Речной Ветер без усилий, словно ребенка, приподнял ее. Толпа разразилась приветственными криками, одобрительно стуча по столам донцами кружек.
Посетители не могли поверить своему счастью: перед ними стоял один из Героев Копья собственной персоной, словно это предание Отика принесло его на своих крыльях в полутемную таверну. В их глазах он был не обычным человеком а жителем волшебной страны сказок и мифов! Словом, зрители были покорены чудесным совпадением.
И гость не разочаровал их. Выпустив Тику из своих объятий, богатырь сбросил с плеч меховой плащ, и все увидели на нем мантию Верховного Вождя жителей Равнин. Она была сшита из угловатых полосок меха и выделанной кожи, каждая из которых обозначала одно из племен жителей Равнин, находившихся под властью этого человека. Он казался постаревшим и озабоченным в сравнении с тем, каким Тика запомнила его при последней встрече. От солнца и непогоды лицо его обветрилось и сделалось бронзово-красным, однако в глубине глаз таился спокойный свет, говоривший о том, что человек этот обрел наконец мир и покой, которые так упорно искал несколько лет назад.
Тика почувствовала подступивший к горлу комок и быстро отвернулась в сторону.
— Тика, — нежно сказал Речной Ветер. В речи его явственно звучал акцент, который после двухлетней жизни со своим народом стал куда заметнее. — Рад снова видеть тебя здоровой и столь же прекрасной, как прежде. Где Карамон? Я заехал ненадолго… Эй, что случилось?!
— Ничего, ничего, — торопливо заверила Тика и, встряхнув огненно-рыжими волосами, сморгнула с глаз слезы. — Идем, я приготовила тебе место у огня.
Должно быть, ты устал и проголодался.
Она повела его через зал, о чем-то без умолку болтая и не давая ему вставить хоть словечко. Сопровождавшая Речного Ветра толпа невольно помогала ей, отвлекая легендарного героя посягательствами на целостность его мехового плаща, попытками обменяться с ним рукопожатием (кстати сказать, среди жителей Равнин этот обычай считался варварским), а также предложениями немедленно выпить за знакомство.
Стоически перенося этот кошмар, Речной Ветер шагал вслед за Тикой к столику, придерживая у бедра дивный меч эльфийской работы. Лицо его стало еще угрюмее, чем в момент появления, и окна все чаще привлекали к себе его тоскующий взгляд, словно ему уже было невмоготу оставаться в этом людном, шумном и душном помещении. Тика, зная его пристрастие к вольным просторам и свежему воздуху, ловко оттеснила в сторону наиболее восторженных и бесцеремонных завсегдатаев таверны и усадила друга за отдельный столик возле самого очага, рядом с кухонной дверью.
— Я сейчас вернусь, — сказала она и, улыбнувшись, юркнула в кухню прежде, чем Речной Ветер успел открыть рот.
На другом конце зала снова зазвучал голос Отика, то и дело прерываемый громким стуком: недовольный тем, что его рассказ был прерван в самом интересном месте, Отик, пытаясь восстановить порядок, стучал по полу своей тростью — самым страшным оружием, оставшимся в Утехе. Хозяин таверны прихрамывал на одну ногу, и об истории своей хромоты любил рассказывать ничуть не меньше. По его словам выходило, что он был ранен в дни падения города, когда в одиночку отбивался от наступающей армии драконов.
Тика схватила в кухне тарелку с картофелем и вернулась в зал, по пути удостоив Отика осуждающим взглядом. Ей была известна прискорбная правда о том, при каких обстоятельствах Отик повредил ногу: это произошло, когда его вытаскивали из подпола, где он прятался от нападавших чудовищ. Впрочем, Тика никогда и никому не рассказывала об этом. В глубине души она любила старого болтуна как родного отца. Он взял ее к себе, когда она осталась круглой сиротой, вырастил и дал ей возможность честно трудиться, ибо в противном случае она была бы вынуждена зарабатывать себе на жизнь воровством. Кроме того, обычно бывало вполне достаточно просто намекнуть Отику, что она знает, как все случилось на самом деле, — как правило, этого было довольно, чтобы Отик окончательно не заврался.
Когда Тика снова вошла в зал, посетители вели себя на удивление тихо, так что у нее появилась возможность спокойно поговорить со своим старым другом.
— Как поживают Золотая Луна я ваш сынишка? — заметив на себе испытующий взгляд. Спросила она наигранно беспечно.
— Чудесно — они шлют тебе свою любовь, — негромко ответил Речной Ветер своим глубоким голосом. — Мой сын… — в глазах его блеснула гордость, — ему всего два года, но он уже вот такого роста, — он показал рукой, какого именно, — и на коне сидит получше многих воинов.
— Я думала, Золотая Луна приедет вместе с тобой, — сказала Тика с легким вздохом, который, однако, не предназначался для ушей вождя.
Рослый варвар выдержал паузу, а потом, глядя на Тику со странным выражением темных глаз, ответил:
— Боги подарили нам еще двоих.
— Двоих? — Тика сначала не поняла, но тут же ее осенило. — Двойня! — воскликнула она радостно. — Как Карамон и Рейст…
