С того же самого времени произошла значительная активизация деятельности народного собрания. Оно стало собираться чаще, чем прежде. По археологическим данным, около 460 г. до н. э. на Пниксе, одном из холмов в центральной части Афин, был построен экклесиастерий – специальное сооружение для работы экклесии, оснащенное рядами скамей для граждан и трибуной для выступающих ораторов. До того экклесия собиралась на Агоре (рудиментом этого можно считать проведение там остракофорий вплоть до конца V в. до н. э.), а теперь, судя по всему, ставшие весьма частыми ее заседания создавали серьезные неудобства для других видов деятельности (в том числе для торговли) на этой главной городской площади Афин. Потому-то и возникла необходимость в переносе собраний в особое место, предназначенное только для этого и соответственным образом оборудованное.
Далее, именно с середины V в. до н. э. отмечается резкое падение реального значения солоновских имущественных классов, ранее занимавших центральное место в социальной градации гражданского коллектива. Среди причин этого можно назвать отмечавшееся выше общее увеличение роли жребия в политической жизни, отмену предварительного избрания кандидатов перед жеребьевкой (prokrisis), а следовательно – снижение роли демов (и таким образом – аристократов, сохранявших традиционное влияние в демах) при определении состава органов власти: ведь prokrisis имел место именно на уровне дема. Нельзя не упомянуть и о введении в 453 г. до н. э. института «судей по демам» – разъездных судебных коллегий, отправлявшихся в сельскую местность и там разбиравших тяжбы между земледельцами. В сущности, здесь Перикл фактически скопировал учреждение, уже вводившееся за век до того Писистратом (Аристотель, Афинская полития. 16. 5), но, видимо, отмененное после свержения тирании. Цели обоих политиков были во многом схожими: подрыв авторитета знати на местах и в целом утверждение решительного приоритета центральных, общегосударственных органов власти над локальными. Крестьянин, даже из отдаленного дема, должен был ждать разрешения своих проблем не от родовитого соседа, а из Афин. По большому счету, на протяжении всей первой половины V в. до н. э. шло последовательное разрушение связей «патроната-клиентелы», доставшихся демократическому полису в наследство от архаической эпохи с ее аристократическим правлением.
Завершает и достойно венчает серию вышеперечисленных новшеств известный закон Перикла о гражданстве, принятый в 451/450 г. до н. э. Следует сказать, что он производит своеобразное и неоднозначное впечатление. Согласно этому закону, полноправными афинскими гражданами стали считаться лишь те лица, которые могли подтвердить свою принадлежность к гражданскому коллективу как по отцовской, так и по материнской линии (ранее происхождение матери при решении этого вопроса не учитывалось). При оценке закона о гражданстве следует иметь в виду, что многие аристократы издревле имели обычай вступать в брак с женщинами из других государств, порой даже негреческих. Так, женой Мильтиада и матерью Кимона была фракийская царевна Гегесипила. Теперь дети от таких «смешанных» браков теряли права афинского гражданства, что опять же наносило серьезный удар именно по знати. Для того же Кимона родство с домом монархов Фракии прежде было предметом законной гордости, а теперь то же самое обстоятельство оказывало ему дурную услугу, поскольку он мог подпасть под действие нового постановления; в таком случае не исключено, что лишь скорая смерть «спасла» его от атимии, лишения гражданских прав. Впрочем, мы не стали бы настаивать на этом тезисе, поскольку, строго говоря, неизвестно с достоверностью, имел ли закон ретроактивную силу.
Как бы то ни было, в результате принятия закона, о котором идет речь, гражданский коллектив Афин как бы замкнулся, превратился в привилегированное сословие «избранных», пользующихся всеми благами демократии. И в данном отношении Перикла, кстати, нельзя назвать наследником традиций Солона и Клисфена. Эти два выдающихся реформатора, напротив, активно способствовали принятию новых граждан в афинский полис. Наверняка они считали, что периодический приток «свежей крови» не повредит никакому государственному организму. Перикл, судя по всему, был иного мнения, но главное и самое интересное даже не в этом, а в том, что народное собрание с энтузиазмом приняло закон. Перед нами один из парадоксов афинской демократии (а с парадоксами подобного рода нам не раз еще придется сталкиваться): демос, гордый свободой и равенством, которых он добился, отнюдь не желал делиться этими достижениями с какими бы то ни было «чужаками».
Закон Перикла, ужесточивший критерии гражданского статуса, не может, конечно, считаться импонирующим, но нельзя отказать ему в известной логичности. Демократический полис, постепенно конституируясь, все более четко отграничивал себя от «внешнего мира», в том числе и в самой Аттике. В целом реформы Эфиальта и Перикла привели к тому, что к середине V в. до н. э. афинская демократия приобрела свой классический, законченный облик. Демос реально взял власть в свои руки, постепенно, но неуклонно избавляясь от «опеки» аристократов. Наступил знаменитый «Периклов век», время высшего внутреннего и внешнего расцвета Афин.
Значение закона Перикла о гражданстве не следует недооценивать также и в том смысле, что он практически исключил возможность для аристократов поддерживать путем матримониальной политики связи со знатью других греческих и негреческих государств, что в эпоху архаики (да еще и в первые десятилетия V в.), как отмечалось выше, было важным рычагом ее престижа и влияния. Достаточно вспомнить приведенный чуть выше пример с Кимоном. Во всяком случае, на брачных контактах аристократии за пределами родного полиса отныне приходилось поставить жирный крест.
Закон о гражданстве, во-первых, постулировал (пусть лишь формально) абсолютно равный с точки зрения происхождения статус всех полноправных афинских граждан. Во-вторых, этот закон не позволял аристократам открыто прокламировать свои генеалогические традиции, более того, заставлял их в определенной степени скрывать свои родословные: ведь практически в каждой из таких евпатридских родословных было более чем достаточно неафинских элементов, что отныне становилось нежелательным. Представляется неслучайным, что инициатором закона был именно Перикл – политик, который как раз отнюдь не был заинтересован в афишировании своих генеалогических связей, особенно со стороны матери. Дело в том, что по нескольким женским линиям он принадлежал к роду Алкмеонидов, который к этому времени имел в афинском общественном мнении достаточно негативную репутацию, считался религиозно оскверненным и к тому же подозревался в персидской измене. Кроме того, по женской линии Перикл еще и находился в родстве со свергнутыми тиранами Писистратидами, причем родство это было одновременно весьма отдаленным (и Алкмеониды, и Писистратиды возводили свое происхождение к пилосской царской династии Нелеидов) и довольно близким (мать Перикла Агариста была правнучкой Писистрата, см. Bicknell, 1974). Внешнее сходство Перикла с Писистратом эксплуатировалось политическими противниками афинского «олимпийца» (Плутарх, Перикл. 7), и последний, естественно, стремился нейтрализовать последствия столь опасного родства, во всяком случае, отнюдь не был склонен афишировать его.
Противостояние Перикла и Кимона, насколько нам представляется, тоже сыграло определенную роль в принятии закона о гражданстве. Отношения между Алкмеонидами и Филаидами всегда оставались крайне сложными. Вражда этих двух могущественных родов красной нитью проходит через всю афинскую историю позднеархаической и раннеклассической эпох. Еще в 571 г. до н. э. Алкмеонид Мегакл и Филаид Гиппоклид боролись за руку Агаристы, дочери сикионского тирана. В конце VI в. до н. э. главным противником «отца афинской демократии» Алкмеонида Клисфена выступал Исагор, которого с наибольшим основанием следует причислять к Филаидам (Bicknell, 1972, p. 84–88). Чуть позже, в начале V в. до н. э., на первом этапе греко-персидских войн, протагонистами внутриполитической борьбы в Афинах были Филаид Мильтиад Младший (марафонский победитель) и возглавлявший в то время группировку Алкмеонидов Ксантипп, отец Перикла. В ходе этой борьбы Ксантипп, как уже отмечалось, добился осуждения Мильтиада афинским народным собранием. Соперничество отцов «перешло по наследству» к сыновьям; правда, в течение своей жизни Кимон и Перикл не раз заключали временные альянсы для достижения конкретных политических целей, но в общем отношения их были скорее недоброжелательными. Смерть Кимона также не привела к концу противостояния: роль основного конкурента Перикла перенял породнившийся с Филаидами Фукидид, сын Мелесия, в 444 г. до н. э. изгнанный из Афин остракизмом. Немало неприятностей претерпел от Перикла и сын Кимона Лакедемоний, пытавшийся делать военную карьеру. Последним известным нам актом противостояния Алкмеонидов и Филаидов можно считать имевшее место в 415 г. до н. э. выступление Фессала, другого сына Кимона, в суде в качестве обвинителя Алкивиада, происходившего из Алкмеонидов по матери.
