Алкивиад удалился на Херсонес Фракийский и поселился в находившемся там укрепленном поместье, принадлежавшем ему лично. В 405 г. до н. э. ему едва не довелось опять сыграть важную роль в истории Пелопоннесской войны. Это случилось незадолго до роковой для афинян битвы при Эгоспотамах (на побережье Херсонеса Фракийского, неподалеку от резиденции Алкивиада). Прибыв к командовавшим афинским войском стратегам (Тидею, Менандру и др.), он предложил им свою помощь и дал несколько в высшей степени полезных советов, указав, в частности, на то, что место, выбранное ими для стоянки флота, исключительно неудачно и уязвимо. Однако стратеги, опасаясь нового возрастания влияния Алкивиада (а может быть, и подозревая подвох с его стороны), попросту прогнали его и не приняли во внимание ни один из его советов. Несколько дней спустя спартанский наварх Лисандр, хитростью застигнув афинян врасплох, наголову разгромил их. Из двухсот афинских кораблей удалось спастись лишь восьми. Спартанцы захватили около 3000 пленных; все они были казнены по приказанию Лисандра.
Исход афино-спартанского военного столкновения был решен, поскольку на море, как и на суше, теперь безраздельно господствовал Пелопоннесский союз. Афины подверглись полной блокаде и в 404 г. до н. э. капитулировали. Узнав о сдаче родного города и понимая, что оставаться в пределах мира греческих полисов для него становится опасным, Алкивиад не нашел ничего лучшего, как отдаться под покровительство благоволившего к нему персидского сатрапа Фарнабаза. Тот принял его с почетом и поселил в своих владениях.
Тем временем в самих Афинах по требованию Спарты демократия была вновь ликвидирована. У власти почти на год оказалось правительство из тридцати крайних олигархов и лаконофилов («Тридцать тиранов», как очень скоро прозвали их афиняне). Главой режима Тридцати, почти сразу запятнавшего себя террором и репрессиями по отношению к сторонникам демократии, был старый знакомец Алкивиада Критий. Еще не столь давно отношения между этими двумя людьми, сотоварищами по ученичеству у Сократа, были вполне мирными, даже дружелюбными. Именно Критий в 411 г. до н. э. был инициатором принятия постановления о возвращении Алкивиада из его первого изгнания. Однако теперь новый афинский лидер видел в старом лишь самого опасного конкурента. Одним из первых действий «Тридцати тиранов» было лишение Алкивиада гражданских прав, что отнимало у него возможность легального возвращения на родину. Но и это казалось Критию недостаточным. Он прекрасно сознавал, что, пока Алкивиад жив, он останется центром притяжения для всех демократически настроенных сил. Только на него могли возлагать свои упования бежавшие из города противники олигархии и Спарты.
Критий внушил всесильному спартанскому наварху Лисандру мысль о том, что Алкивиад не должен жить. Того же мнения придерживались и спартанские власти во главе с царем Агидом – давним недоброжелателем Алкивиада. В конце концов Лисандр направил Фарнабазу письмо с просьбой умертвить своего афинского гостя. Вероломный перс, не желая портить отношений с победителями-спартанцами, подослал к Алкивиаду отряд убийц. Так в возрасте около 46 лет оборвалась жизнь человека, который, пожалуй, и сам не смог бы ответить на вопрос, чего он больше принес Афинам и всей Греции – пользы или вреда.
Относительно общей оценки личности и деятельности Алкивиада в историографии существуют крайне противоречивые суждения. В нем видят то «тип эллина классической эпохи со всеми его достоинствами и недостатками» (Babelon, 1935, p. 7), то «гениального вождя в слишком маленьком мире», предтечу эллинистических сверхчеловеков (Taeger, 1943, S. 235–236), то талантливого неудачника, оказавшегося злым гением родины (Hatzfeld, 1940, p. 355), то последователя афинских политиков в традициях Фемистокла и Перикла (Ellis, 1989, p. XIX). На наш взгляд, в каждой из этих точек зрения есть определенная доля истины, но для того, чтобы характеристика героя нашего очерка была наиболее полной, следует акцентировать внимание еще на одном аспекте, обычно упускаемом из виду.
Алкивиад был последним (и даже анахронистическим) аристократическим лидером в духе доперикловского и даже доклисфеновского времени. В кардинально изменившейся обстановке, в условиях демократического полиса он пытался «играть по старым правилам», использовать традиционные механизмы влияния, характерные для афинской знати архаической эпохи, VII–VI вв. до н. э. Так, он стремился добиться власти посредством богатства и его демонстративных трат, через межродовые матримониальные связи, путем громадного увеличения своего престижа (этому служило многое – неоднократно исполнявшиеся им литургии, чрезвычайно активное участие в панэллинских играх, да и весь стиль жизни Алкивиада, пышный до экстравагантности). В традиции архаической аристократии укладывалась и внешнеполитическая, дипломатическая деятельность Алкивиада. Блестящие аристократы времени архаики (Алкмеон, Мегакл, Писистрат, Мильтиад Старший и др.) во многом основывали свое влияние и внутри полиса, и за его пределами на разветвленной сети внешних (ксенических и матримониальных) контактов. Именно это делал и Алкивиад, хотя он, как и в других областях, превзошел здесь всех своих предшественников масштабами и размахом своих предприятий.
Однако эпоха была уже совсем другой. Нам кажется, что крах всех начинаний Алкивиада (порой действительно гениальных) напрямую связан с тем обстоятельством, что он был своеобразным живым анахронизмом, что он жил как бы в ином историческом времени, нежели вся окружавшая его обстановка. Подчеркнем, что сказанное нами ни в коей мере не опровергает и другого: Алкивиад основными чертами своей личности и деятельности действительно предвосхищал представителей Младшей тирании, а в более отдаленной перспективе – правителей эпохи эллинизма. Прошлое и будущее сошлись в его фигуре, но не было в ней места демократическому настоящему. Алкивиаду следовало бы родиться или на полтора века раньше, или на полтора века позже: классическая Греция места для таких, как он, не предусматривала.
Лекция 15. Политические группировки классической эпохи. Афины IV в. до н. э.: демократия без аристократических лидеров. Общая оценка роли аристократической элиты в афинской истории
В конце V в. до н. э., в последний период Пелопоннесской войны, в Афинах особенно активизировалась деятельность политических группировок особого типа – гетерий. Чтобы понять их специфику, необходимо чуть подробнее остановиться на общем характере афинской политической борьбы.
Для современного состояния изучения этой последней как в зарубежной, так и в отечественной историографии характерно постепенное освобождение от накопившихся ранее схем и стереотипов. Говоря об этих стереотипах, мы в первую очередь имеем в виду пресловутую «двухпартийную схему», представляющую основной, определявший все остальные процесс в политической жизни рассматриваемого периода как постоянное противостояние двух больших, идеологически ориентированных группировок – «партий». Для V в. до н. э. это «демократы» и «олигархи» («аристократы»), для IV в. – «антимакедонская» и «промакедонская» партии, которые обычно тоже увязывали соответственно с демократической и олигархической ориентациями. Данная схема пышным цветом расцвела в историографии XIX века, когда отдельные историки даже в досолоновское время умудрялись находить «реакционную юнкерскую партию» (сторонники Килона) и «либеральную» партию аттических патриотов (Алкмеониды). Та же двухпартийная концепция прилагалась не только к древнегреческой, но и к римской истории, особенно при изложении событий последнего века Республики (дихотомия «оптиматы – популяры»). Можно долго говорить о корнях подобного историографического подхода, о том, какую роль в его появлении сыграла политическая ситуация в развитых государствах Европы XIX в., действительно характеризовавшаяся противоборством консервативных и либерально-реформистских партий.
