Французы дивились, однако ж никто не трогался. Когда: герцог Роберт, крестный отец и друг Рольфа, имея ппротив Карла Простого тайные замыслы, хотел увериться в помощи герцога, этот, не одобрив его намерений, отвечал его послу: «Скажи своему государю, что он поступает несправедливо; я не против войны его с королем, если он имеет причины на то, но никогда не похвалю, что он хочет отнять государство у Карла».
Значение, которое Рольф доставил себе через это, переходило с герцогством, как наследство, из рода в род, от отца к сыну: герцоги Нормандские почти все отличались мощью в управлении государством. Норманны также передали потомкам свой воинственный, рыцарский дух, бесстрашную храбрость, честолюбие и любовь к странствованиям; последняя осталась навсегда резкой чертой в нормандском народе и более всего другого затрудняла совпадение его нравов с нравами французов.
Вильгельм, великий герцог Нормандский, завоеватель Англии, возложивший английскую корону на себя и преемников, лучше других знал своих норманнов и говорил, это очень надменный народ, которым повелевать нелегко, готовый тотчас затеять ссору; все можно сделать из них, если только уметь внушить им страх к себе. Один сицилийский писатель, Малатерра, живший в конце XI века и изучивший в Сицилии нравы, свойства и поступки тамошних норманнов, описывает их хитрыми и благоразумными, не выносящими обид, всегда готовыми на мщение за них; его словам, «они покидают отечество из видов корысти, властолюбивы и ищут богатства, но держатся середины между скупостью и расточительностью; когда нужно, перенсят труды, голод и холод, но очень своевольны и требуют обуздания законами, любят красноречие, пышность в платье и оружии, также лошадей и охоту, особенно соколиную; государи очень щедры из желания великого имени». Французы, не знавшие напитков из солода и менее северных употреблявшие пищи, дивились, что они пили и ели больше, и в насмешку прозвали их обжорами и пивниками
[74]*. С другой стороны, в древних песнях норманнов очевидно чувство отвращения к французам.
Это взаимное нерасположение — собственно, народная вражда — продолжалась до тех пор, пока они различались родовыми чертами лица, русыми волосами и другими племенными отличиями, служившими напоминанием, что они чуждое, привитое племя в составе французского королевства. Несмотря на то, обитатели Нормандии, состоявшие двух разных народов, жили мирно и согласно с крепким скипетром Нормандских герцогов и вскоре слились в один народ, тем удобнее, что государственный строй Нормандии вообще был устроен по образу Французского государства.
Норманны завоевали населенную уже страну с древними законами и учреждениями, с укоренившегося властью дворянства с многочисленными народными сословиями дувенства, горожан и поселян; подчинив себя образованию оборотясь в христианскую веру, они должны были применяться к этим установившимся общественным учреждениям, предоставив дела обыкновенному их ходу. Рольф и его потомки окружали себя советом из знатных вождей и воинов. Опираясь на этот совет, они владели высшею законодательной и исполнительной властью. Одна старинная летопись монаха в Фонтинелле хвалит Рольфа, что он своим мудрым правлением содействовал полному слиянию различных племен, поселившихся в его герцогстве, и образовал из них целый народ, который в короткое время превзошел всех соседей силой, числом и внутренним единством. Северные тинги не годились для государственного устройства Франции, и не меньше для Нормандии. Для ее прочного существования необходимо было, чтобы вся власть сосредоточивалась в одном сильном лице, поэтому норманны предоставили герцогу защиту выгод каждого, наблюдение за общей безопасностью, все правительственные распоряжения с совета умных и знатных людей между ними.
Эти обстоятельства, как и во Франции, принесли с собой господство феодализма в Нормандию. Но никогда не доходило до того, чтобы феодальная система (хотя со временем и сделалась тягостнее) подавляла чувство гордости в норманнах. Когда в других французских областях, говорит один ученый нормандский писатель, необходимо было поровительство высшего для сохранения личной свободы, в Нормандии, напротив, каждый человек, каждая недвижимая собственность были свободны; там один герцог владел непосредственным правом суда над всеми подданными, феодальные не имели никаких способов изменять состояние свободного народа или нарушать право собственности.
Нам неизвестны первые акты, определявшие права жителей. Древнейший в этом акт, достигший нашего времени, принадлежит к 1315 году, когда Нормандия уже опять присоединена была к Франции. Из него видно, что жители Нормандии обязаны были нести определенные повинности и платить установленные налоги, но кроме того не могли ничего от них требовать; их нельзя было подвергать судебному допросу, разве только в уголовных преступлениях; сорокалетняя давность в Нормандии давала законные права; все нормандцы могли быть судимы только своими земляками. Такие изъятия составляли Конституционный акт или хартию нормандцев и в различных случаях утверждались со всеми обычными торжествами. Нигде не было издано столько постановлений для безопасности лиц и собственности; письменные приговоры употреблялись в Нормандии уже с начала XII века, почти за 200 лет до того времени, когда этот обычай принят был в прочих областях Франции.
У потомков норманнов черту их северного происхождения составляла решительная склонность к охоте, рыбной ловле и морским путешествиям; в последующих веках из Нормандии вышло много мореплавателей. В X столетии были построены Дьепп, Шербур, Гонфлер, Барфлер, были гавани, посещаемые бесчисленным множеством иноземных торговых кораблей: это исходные точки мореходства норманндцев. Они обогащались трудом, торговлей и мореплаванием и знали им цену. С тем вместе сохраняли наследственную воинственность и страсть к поэзии. Ни в одной французской области поединки и решение ссор оружием не находилось в таком общем употреблении, как в Нормандии; вызывали друг друга на Holm-gang (прогулку на островок), сражались в загороженном месте и на открытом поле; скандинавские турниры переселились на почву Франции. На пирах сочинялись песни, рассказывали саги, были забавы и развлечения гостей.
В это время в южной Франции, в местах, лежащих близ Средиземного моря, особенно в блестящую эпоху Беренгаров, графов из Арагонского дома,
[75] трубадуры, рыцари и странствующие певцы воспевали на провансальском языке любовь и красоту в изящных канцонах, прекрасные, как природа, среди которой они родились; в очаровательных идиллиях (Pastourelles) описывали прелести сельской жизни, а в тенцонах рассуждали о метафизических вопросах перед учрежденным, для того судилищем; в сирвентах изображали сатирическими чертами их нравы. Нормандские скальды пели подвиги храбрых, эта сила выражения и смелое воображение дали направление северной французской поэзии, которая после вибирала преимущественно эпико-романтический род.
Особо по завоевании Англии, среди колебавших умы крестовых походов, когда чудесные сказания Востока переправились в Европу и круг понятий расширился, поэтический образ выражения в Нормандии получил более изящественную и «восхищал толпу прелестью картин, которые могли привести для нормандцев в забвение ту жалкую землю, где они жили». Вильгельм Завоеватель имел скальдов при своем дворе, которые пели большие поэтические поэмы, написанные англо-норманнами, или стихотворные героические саги (начало наших романов),
[76] суть первого произведения изящного искусства французов. Провансальская муза умолкла, сам язык пришел в упадок во время долгой кровопролитной войны в XIII столетии с еретиками-альбигойцами, от которой одичала южная Франция. Северный диалект, на котором англо-норманны сочиняли свои песни, сделался господствующим, придворным и литературным языком Франции. Рольф, основатель нормандского государства, умер в Руане в 931 году, после 19-летнего мудрого правления. Его прах покоится в одной из часовен соборной Руанской церкви, где еще ныне можно видеть его гробницу напротив гробницы его сына. Ордерик Виталий рассказывает, что Маврикий, архиепископ Руанский с 1055 по 1067 год, принесший прах Рольфа в соборную Руанскую церковь, где покоится он и теперь, вырезал золотыми, литерами на его гробу следующую надпись;
