Мурад V управлял делами вполне сознательно. Однако в 1876 году он продержался всего несколько месяцев и был свергнут под мнимым предлогом сумасшествия (ясно, что он нервничал в тяжелой ситуации). На его место взошел гораздо более умелый младший брат, Абдул-Гамид II, который смог оставаться на престоле до 1909 года. Бедный Мурад вел себя очень лояльно по отношению к Мидхату-паше, который создал конституцию. Абдул-Гамид сыграл более долгую и более хитрую игру: сначала он сотрудничал с Мидхатом, чтобы завоевать доверие Европы, в особенности британцев, а затем распорядился отправить его на долгие годы в ссылку в Саудовскую Аравию, где со временем убил.
Фактом является то, что Абдул-Гамид не верил в либерализм и конституцию – они только развалили бы его империю. Царь Александр II, и в еще большей степени его сын Александр III, считали так же, и отношения турок с Россией стали удивительно теплыми: на деле две империи имели много общего. Теперь, после договора в Берлине, Турецкая империя становилась все более выраженно мусульманской. Болгары в итоге получили свое национальное христианское государство, то же сделали греки и сербы, и мусульмане бежали толпами из их земель, так как там происходили этнические чистки, а мечети сносились. Австрийцы заняли Боснию
[43]; британцы оккупировали Кипр – беженцев стало еще больше. В 1881 году греческую границу при поддержке британцев отодвинули еще дальше на север, и османское присутствие на Южных Балканах ограничивалось теперь лишь Албанией и Македонией. В империи все еще жили миллионы христиан и евреев, но теперь они были в меньшинстве – менее одной пятой.
Абдул-Гамид намеревался создать единую империю, которая состояла бы из разных мусульман, в первую очередь турок и арабов. Его предшественники занимались религиозными проповедями из дворца Долмабахче, выстроенного в европейском стиле. Абдул-Гамид переехал в более скромный Йылдыз, расположенный выше и дальше от моря, а также сделал исламскими гораздо больше аспектов империи. Именно теперь родился миф, что османы всегда вели священную войну против неверных, и в этом свете гробницы первых султанов в Бурсе приобрели в конце XIX века репутацию религиозных святынь. Абдул-Гамид также распустил парламент и правил через декреты; вскоре он приобрел за границей репутацию жесткого диктатора – le seigneur, это слово пошло по миру с легкой руки Анатоля Франса, имевшего в виду кровь, которую этот seigneur предположительно пролил. «Абдул Проклятый» – так назвал его Гладстон.
Конечно, в империи была усилена и увеличена полицейская сеть; некто Арап Иззер-паша развлекал себя тем, что в праздник Рамадан отлавливал людей, жующих или курящих возле дворца Йылдыз, и жестоко их наказывал. Но Абдул-Гамид являлся интересной фигурой: он был весьма искусным плотником и даже переводил оперы. Он обладал замечательной энергией (считая себя выше правил Корана, султан взял себе семь жен, на последней он женился в 1900 году, когда ей было семнадцать, а ему пятьдесят восемь). Он повернулся спиной к бюрократам Танзимата, особенно к Мидхату-паше.
Конечно, упор делался на религию, иногда в чрезвычайно мракобесной форме. Обычные люди не имели шанса понять Коран, и один деловой турок перевел его с классического арабского. Но этот перевод подвергся запрету. Очень похожее произошло и с системой страхования. Страхование считалось богохульством, потому что зачем оно нужно? Аллах захотел, чтобы ваш дом сгорел, и негоже искать компенсацию. Когда обсуждалась конституция, аргументы в этой дискуссии приводились из религиозных понятий. В кабинеты министров серьезно обсуждали (или, скорее, делали вид, что обсуждают) богословские тонкости, но Абдул-Гамид явно считал, что усиление ислама сохранит его империю единой, крепче связав арабов и турок. Все это странно предвещает появление современной Турции, где синтез ислама и турецкой нации всегда находится в печи, но каким-то образом никогда не закипает. И, конечно, как повелось с Селима III, поистине созидательной силой оказалась армия.
Однако надо сказать, что Абдул-Гамид много сделал для системы образования, он даже ввел школы для девочек и поощрял христианское население – повсюду на высоких постах находились армяне, а его банкирами являлись греки. В Турции процветали христианские школы, особенно Роберт-колледж, а также французские и другие европейские учебные заведения, где учились как греки, так и армяне. Абдул-Гамид строил также технические институты, инженерные и медицинские школы, при нем даже была создана бизнес-школа – прямо на Ипподроме, рядом с Голубой мечетью, чтобы обеспечить ей престиж. Он также поддерживал модернизацию ислама. В то же время в стране существовали ярые консерваторы, которые считали Запад и все, что он делал, дьявольским искушением. Если им говорили, что медицина и наука на Западе просто намного лучше, следовал ответ, что именно арабы давным-давно изобрели все эти достижения.
Абдул-Гамиду приходилось пробивать дорогу к переменам, и он увенчал свои достижения, создав то, что было представлено как первая построенная мусульманами железная дорога. Она была выстроена, чтобы перевозить паломников в Мекку – и, что менее поэтично, перебрасывать войска, дабы сдерживать племена Саудии и Йемена, особенно же бедуинов, которые нападали на караваны паломников.
Этот султан смог даже удержать в своих руках финансы. Сам он был очень скромен, однако начал несколько коммерческих проектов – например, развивая болотистые районы Ирака. Но главным аспектом всей его деятельности было взаимодействие с иностранными держателями турецких долгов. В 1881 году он пришел к соглашению с кредиторами на тех же условиях, что и в Египте, и с теми же последствиями, что и в Греции. В этом году была основана Caisse de la Dette Publique Ottomane (Касса управления долгом османов), а вскоре она приобрела великолепное здание с необыкновенным фронтоном, созданное ливанцем Александром Валлори – оно располагалось рядом с персидским посольством в Кагалоглы (теперь это стамбульская школа для мальчиков).
Штат кассы в 5000 человек собирал особые налоги, чтобы выплачивать держателям турецких бумаг за отсрочку от выплаты самого долга. Ее здание, доминировавшее в своем районе Рога (но не теперь; сегодня вы не сможете увидеть его из-за бетонных новостроек) стало напоминанием населению, что западный капитализм держит страну в своем кулаке. То же впечатление создавалось и у султана на европейской стороне пролива, потому что глядя на северо-запад, на возвышенность в сторону Перы, он прежде всего видел германское посольство с двенадцатью гигантскими бронзовыми орлами на крыше (оно было известно как «птичья клетка», но однажды ночью в 1919 году кто-то как-то исхитрился сдернуть орлов с крыши на землю; больше их никогда не видели). Далее возвышалось русское посольство – вице-королевство, покончившее с прочими вице-королевствами.
На практике Касса управления долгом османов делало доброе дело. Процентные ставки упали, хотя все еще составляли более 7 %, а главное – пришли значительные иностранные вложения. Управлению долгом доверяли, и оно предоставляло хорошие консультации. В страну прибыли иностранные банки, построив великолепные дворцы в поздневикторианском стиле, которые видны теперь за мостом Галаты (образцы следующих стилей теперь возвышаются немного выше по Рогу, представляя собой новинку той эры).
