Вебер был человеком добродетельным
. Когда его студенты стали гибнуть на войне в 1914 году, он отказался присоединиться к группе профессоров-ультрапатриотов. Но он и ему подобные успели направить молодое поколение на ложный путь. Германия создала флот, и он поглощал треть оборонного бюджета. Из-за этого немцы не сумели эффективно сражаться на два фронта, которые еще до войны предвещал франко-русский союз. Можно было призвать под ружье не более половины молодых людей, их обучить, одеть и кормить. Немецкая сухопутная армия в 1914 году была едва ли больше французской, хотя население Франции составляло менее сорока миллионов человек, а Германии — шестьдесят миллионов. Немцы построили добротные линкоры, но их было мало, и они были уязвимы. Они почти всю войну простояли в гавани, пока команды под угрозой бессмысленной жертвенности не восстали и не обрушили саму империю. Но суда, предназначенные лишь для Северного моря и не нуждавшиеся в тех несусветных количествах угля, требовавшихся британскому флоту, ходившему по всему свету, могли нести на себе больше брони. Это был вызов, и британцы ответили на него строительством кораблей в соотношении два к одному и заключением оборонных соглашений с Францией и Россией. Не обошлось без колониальных сделок: Египет за Марокко — с Францией (Entente Cordiale— «сердечное согласие») в 1904 году, по Персии — с Россией — в 1907 году. Союзники достигли неформальной договоренности о военно-морском взаимодействии, если в нем возникнет необходимость. Реакция Германии была задиристой и неуклюжей: претензия на долю в Марокко в 1905 году, поощрение агрессивности австрийцев на Балканах в 1909 году, рейд канонерской лодки в Марокко в 1911 году. «Бряцание оружием» было с энтузиазмом воспринято дома, но в Европе повеяло международным кризисом; эмиссар американского президента заговорил об угрозе милитаризма.
Примерно в то же время зародилось явление, с которым нам приходится мириться и сегодня. Президент Эйзенхауэр в шестидесятых годах прошлого столетия дал ему верное определение: военно-промышленный комплекс. Военная промышленность превратилась в самую мощную движущую силу экономики, она поглощала значительную часть бюджета, вовлекала тысячи, миллионы людей, стимулировала другие отрасли и занятия, включая написание статей в газеты. Мало того, военная промышленность сделалась вдохновителем перемен: то, что представлялось вначале безумной тратой средств, впоследствии оказывалось крайне важным (подходящий пример — авиация); а то, без чего, казалось, нельзя было обойтись, превращалось в мыльные пузыри (подходящий пример — крепости). Технология становилась все более дорогостоящей и непредсказуемой; к 1911 году началась гонка вооружений. Изменения в этой области в одной стране давали повод для наращивания вооружений другой стране. Тогда же разразились кризисы в Средиземноморье и на Балканах, заставлявшие всех чувствовать себя в опасности. Когда Германия летом 1911 года послала канонерку в Марокко, то взвела курок ружья, но палец на спусковом крючке держала не она, а Италия.
Если предстоит дележ турецких территорий, разве Италия не имеет права на свою долю? Британия взяла себе Египет, Франция — Северную Африку. Итальянские поклонники имперской идеи посмотрели вокруг и решили тоже попытать свое счастье. Уникальный случай в современной истории, когда правительство самой слабой державы континента увлеклось завоеваниями, как это делали Бисмарк, Муссолини или Гитлер
. Зная, что британцы, французы и немцы из-за марокканского кризиса не смогут помешать, Италия напала на Османскую Турцию и попыталась завладеть Ливией. Турки уже утеряли силу, даже не имели кораблей для защиты островов у Анатолийского побережья, которые итальянцы не преминули захватить. Перспектива распада Оттоманской империи побудила некоторые балканские страны заявить о своих интересах. В 1912 году они, заключив Балканский союз, пошли в наступление и за несколько недель изгнали османскую армию с Балкан. Затем во второй Балканской войне (1913 год) они передрались между собой. Турки кое-что отвоевали, но в любом случае выиграли Сербия, скооперировавшаяся с Россией, и Греция, скооперировавшаяся с Британией.
Когда рушился Китай, десятью годами раньше, державы тоже конфликтовали, но соперничество происходило в морях. Если Османская империя начнет разваливаться, в чем почти никто не сомневался, то конфликт коснется самой Европы, втянет сухопутные коммуникации и армии. Для России были жизненно необходимы свободные проливы: Босфор между Черным и Мраморным морями и Дарданеллы между Мраморным и Эгейским морями. Через них Россия вывозила девяносто процентов экспортного зерна и поддерживала жизнедеятельность в южных губерниях. Во время итало-турецкой войны в 1911–1912 годах турки закрыли Дарданеллы, и в Южной России наступил экономический застой. В начале 1914 года державы Антанты вынудили Турцию предоставить близкий к автономии статус провинциям Восточной Анатолии, где проживали армяне. Вкупе с интересами британцев и французов к арабским территориям эта мера способствовала бы быстрому краху Оттоманской империи: армяне-христиане могли стать агентами России. Турки обратили свое внимание на Берлин.
Германия меньше всего угрожала туркам. Напротив, кайзер взял на себя роль защитника ислама и выстроил в знак поддержки султана железнодорожную станцию на азиатской стороне Стамбула. В конце 1913 года командующим турецким корпусом на Босфоре и Дарданеллах стал немецкий генерал Лиман фон Сандерс (сын обращенного еврея и, по мнению Берлина, лучше всего подходивший для Востока). Русским это не понравилось, как и появление в Турции германской военной миссии — нескольких десятков военных специалистов. В любом случае в Стамбуле главной фигурой уже был человек Германии: Энвер-паша, прекрасно говоривший по-немецки и обладавший воинственностью, импонировавшей немцам. Энвер-паша и другие младотурки вышли с Балкан. Они из первых рук знали, как создавать и крепить нацию: новый язык, милитаристский дух, избавление от национальных меньшинств. Они молились на Германию, а их оппоненты — на Францию и Англию. После Балканских войн взошла звезда Энвера и его друзей. Они и пригласили Лимана фон Сандерса. Присутствие немцев в проливах выводило русских из себя, а с появления германских военных на станции Сиркеси в декабре 1913 года пошел отсчет времени, до начала войны оставалось восемь месяцев.
Однако русских должно было раздражать не только господство немцев в проливах. Уже возникали идеи германской империи, а вернее сказать, центральноевропейской империи, поскольку Австро-Венгрия тоже мечтала об экономическом и политическом влиянии на Ближнем Востоке, а австро-венгерская внешняя торговля лишь слегка уступала германской. Большую международную суматоху вызвало строительство железной дороги Берлин — Багдад, спонсированное Германией; подарочная станция кайзера была частью этого проекта. К 1914 году немцы выстроили в Стамбуле новое посольство (его прозвали «птичьей клеткой» из-за наглых орлов на крыше), возвышавшееся над Босфором у дворца Долмабахче, где прятался султан-марионетка, к которому младотурки относились как к предмету мебели. До сего времени русско-германское соперничество носило косвенный характер и провоцировалось главным образом Германией, поддерживавшей Австро-Венгрию. Теперь оно перерастало в открытый конфликт, затрагивающий жизненные интересы России.
Одновременно обострилась общая напряженность. С 1911 года набирала темпы гонка вооружений: появлялось все больше дредноутов, войск, стратегических железных дорог; эпидемия захватила и новую сферу — воздушную. Турция находилась на переднем крае Европы, любой дипломатический кризис тут же мог перекинуться на армии Австрии, Германии и России. Накануне 1914 года экономика переживала бум, и у правительств было много денег. Скромное увеличение Германией затрат на армию в 1911 году (на обучение солдат) сразу же вызвало ответную реакцию Франции (в 1912 году самая большая численность войск в мирное время), что спровоцировало Германию и Австрию еще выше поднять планку военных расходов. Затем в 1913 году появилась большая программа перевооружения армии, нацеленная на превращение России в «сверхдержаву». Она давала России возможность превзойти Германию по вооружениям и набирать в армию больше молодых людей призывного возраста. Нехватка средств означала, что армия России с населением в три раза больше, чем в Германии, не превышала по численности немецкую, имела меньше орудий и железных дорог. Положение должно было измениться, и кардинально. Сэр Артур Николсон, британский посол в Санкт-Петербурге, радовался, что Россия не противник, а союзник Британии.
