Однако события, вызванные к жизни операцией «Раскол», были значительно сильнее таких людей, как Инджих Веселый – глава чешской службы безопасности, который вначале отверг венгерское требование. Белкин, узнав о сопротивлении Веселого, прилетел в Прагу и лично изложил свои требования самому президенту Готвальду. Он настаивал, чтобы президент принял всерьез венгерское требование. Будучи корректно спрошенным, почему Венгрия не желает сделать эту грязную работу, Белкин терпеливо разъяснил, что Ноэль Филд никогда бы не согласился въехать в страну, где находилось сердце организуемого им заговора; зато Филд доверяет чехам. В конце концов Готвальд согласился и сказал Веселому: «Если и генерал Белкин проверил и выступает за это, то сделайте так, как они (венгры) хотят».
Так Филд был завлечен в Чехословакию обещанием работы в Пражском университете. Немедленно после прибытия он был взят под наблюдение, продолжавшееся до тех пор, пока два ответственных сотрудника венгерской тайной полиции смогли прибыть и арестовать его. Филда увезли в Будапешт и немедленно подвергли безжалостным круглосуточным допросам, которыми руководил страшный глава венгерской секретной полиции Габор Петер.
Что касается Германа Филда, то, когда он прибыл в Польшу, Сталина запросили, следует ли и его тоже арестовать. Ответ был утвердительным. Но в лучших традициях контрразведки Герману позволили оставаться на свободе и встречаться с поляками, которые могли привести службу безопасности к центру заговора. Решение арестовать его в момент, когда он собирался сесть в самолет, улетавший из Польши, было принято полковником Святло. Сам Святло поджидал его в аэропорту. (Он увез Германа в тюремную камеру.) Были приняты меры, чтобы и его «расколоть», но, в общем, Герман никогда не считался таким опасным, как его брат. К тому же допросы Ноэля Филда уже дали фантастические результаты.
Ноэль признался в своих контактах с Алленом Даллесом во время войны, а также в том, что представил нескольких ответственных коммунистов Даллесу, который помог им и их организациям деньгами, нередко это были очень большие суммы. Филд сказал, что югославские коммунисты выделялись во всех лагерях, которыми он руководил. Если венгры тяготели к венграм, а чехи к чехам, то югославы, возможно, из-за того, что в их стране разворачивалось активное движение Сопротивления, не знали национальных границ при выборе друзей и установлении контактов. Он показал, что при его поддержке многие венгры возвратились обратно в Венгрию через Югославию при активной помощи партизан Тито. Он признал, что был посредником между Тито и американцами, что другие коммунистические группы в Швейцарии относились к югославам с уважением и даже с любовью. Все это, конечно, он мог объяснить, но этого было мало. Никто тут не собирался считать его добропорядочным американским квакером, заблудшим коммунистом-идеалистом. Ну, а если с самого начала исходить из того, что все, что он когда-либо делал, можно рассматривать как подтверждение двойной жизни, то в руках опытных следователей у него не оставалось никаких шансов.
Он заявлял, что он убежденный коммунист; тогда почему он на протяжении многих лет сотрудничал с таким человеком, как Аллен Даллес, которого каждое правительство в Восточной Европе считает самым опасным врагом? Он утверждал, что в его связях и в связях его друзей с югославами во время войны не было ничего преступного; тогда почему за все эти годы они ни в чем не заподозрили Тито и его сторонников, которые так открыто готовили свой заговор?
Он отрицал, что служба унитариев по оказанию помощи была прикрытием для американского шпионажа; тогда как же получилось, что человек, взявший его на работу (Роберт Декстер), был постоянным сотрудником Управления стратегических служб? Разве не Декстер предложил, чтобы Филд и его друзья сотрудничали с Даллесом?
Разве можно действительно поверить в то, что во время войны Управление стратегических служб США могло бы упустить возможность внедрить человека с отличным прикрытием в вишистской Франции – в Марселе. Разве можно допустить, чтобы, внедрив своего человека – Декстера в организацию унитариев в качестве главы всей их европейской службы, Управление стратегических служб не позаботилось бы, чтобы его преемник Ноэль Филд также являлся ответственным сотрудником американской разведки; особенно если он размещался, как это было в действительности, в таком важном районе, как Швейцария.
Даже те случаи, когда Филд не выполнял своих обязанностей в организации унитариев ради выгоды коммунистов, использовались теперь против него с сокрушительным эффектом. Почему он изгонял некоммунистов из своих лагерей? Чтобы помочь членам партии? Но ведь ранее он заявлял, что гуманный долг выше политического, и кто мог отрицать это? Разве не был его интерес к коммунистам подозрительным? Разве не более вероятно, что Управление стратегических служб использовало этот метод оказания помощи коммунистам с тем, чтобы сделать их навсегда своими должниками, подкупать и шантажировать их впоследствии?
Неужели это чистая случайность, что он выбрал коммунистов из даллесовского списка для оказания помощи в их возвращении в Европу? Неужели он действительно полагает, что его следователи поверят, будто Даллес мог добровольно помогать людям, о которых он знал, что они враги? Или же Даллес при помощи Филда помогал возвращению только тех людей, которые уже тогда состояли на платной службе в американской разведке?
Через две недели Филд признался, что он американский агент, но, собравшись с силами, отказался от своего признания на следующий день и никогда больше не повторял его.
Впрочем, генералу Белкину это было безразлично. Доклады о допросах поступали ежедневно, и ни Белкин, ни Сталин не сомневались, что Филд действительно был тем, кем они его считали – американским агентом, который разложил или был уже близок к тому, чтобы разложить коммунистические партии советского блока. И в самом деле, в свете тех фактов, о которых Филд добровольно рассказывал, Сталину легче было поверить в то, что дело обстояло именно таким образом, а не иначе. Действительно, даже сегодня реальная история Филда вызывает некоторое сомнение. Учитывая же политическую атмосферу тех дней, вопрос о его вине был очевиден. Однако для Сталина Ноэль Филд представлял интерес, поскольку мог вывести на связанных с ним людей. Будь он просто американским шпионом, его бы расстреляли или обменяли в удобный момент на советского агента. Но Филд, Сталин был убежден в этом, гораздо более важное лицо: это резидент в центре разветвленной паутины, которая высасывала жизнь из доминионов Сталина.
Между тем во всей Восточной Европе огромное число людей, знавших, к своему несчастью, Ноэля и Германа Филдов, арестовывались и подвергались допросам. Поначалу это были в основном бойцы Интернациональной бригады, которые так отчаянно сражались в Испании против Франко. Ноэль Филд был знаком почти со всеми из них, помогал и заботился о них, когда после поражения они влачили жалкое существование во французских пересыльных лагерях. Многие из них воевали против нацистов, участвуя в движениях национального Сопротивления. Многие были схвачены фашистами, подвергнуты пыткам, брошены в концентрационные лагеря. Их здоровье было разрушено, но вера в коммунизм еще больше укрепилась после этих ужасных испытаний. Ноэль Филд помог им (больницами, медицинским обслуживанием) в восстановлении здоровья. Затем, или через Управление стратегическим служб и Аллена Даллеса, или каким-либо другим путем, он дал им возможность возвратиться в свои страны, к «новой жизни».