В 1913 г. было аннулировано право беспрепятственного посещения заседаний Государственного Совета представителем немецкого телеграфного агентства 3. Геем. Контрразведывательные органы смогли лишь воспрепятствовать осуществляемому им сбору информации государственного значения, а вот привлечь его к судебной ответственности за шпионскую деятельность не удалось. В июле 1914 г. 3. Гей, как запасной офицер немецкой армии, получил официальный отзыв из Генерального штаба и беспрепятственно покинул пределы России.
Разведка и контрразведка иностранных государств стремилась проникнуть в государственные тайны России, используя своих агентов — «кротов» в посольствах и зарубежных представительствах Российской империи. Они в полной мере использовали неудовлетворительное состояние охраны в российских посольствах, а также порядки, царившие в них. Борьба с «кротами» также постепенно становилась важной составной частью контрразведывательной деятельности. В ней активно участвовали российские военные разведчики. Прежде всего, это были военные и военно-морские атташе, аккредитованные в Германии, Австро-Венгрии и Турции.
Так, в феврале 1911 г. в Берлинском посольстве усилиями российских разведчиков, военного агента в Швейцарии Д. И. Ромейко-Гурко и военного агента в Германии А. А. Михельсона, был разоблачен многолетний немецкий агент Юлиус Рехак, работавший старшим канцелярским служителем. «На его обязанности, — докладывал полковник Михельсон, — лежала уборка в помещении канцелярии посольства, покупка и выдача письменных канцелярских принадлежностей, отправка почты, заделка курьерской почты, сдача и получение этой почты на вокзалах. Юлиус является комиссионером в каких угодно делах. Его осведомленность поразительна. Практически во всех учреждениях и заведениях у него были свои доверенные лица. Он мог достать билеты на железную дорогу или в театр, когда они были уже распроданы, получить беспошлинно с таможни вещи или переслать их». Немецкие власти, и в особенности полиция помогали своему агенту во всем, и это позволило ему создать блестящий имидж у чинов посольства и высоких российских путешественников. У него на руках находились все ключи от помещения канцелярии посольства. Во время уборки, и особенно ночью они находились полностью в его распоряжении. Очевидно, Юлиус работал не один, поскольку вся прислуга была из немцев. Однако уволить его и, тем более, арестовать оснований не было, поскольку информация была получена от российского военного агента в Швейцарии.
Попытки внедрить своего человека в состав обслуживающего персонала российского посольства в Турции, по свидетельству военного агента А. Н. Щеглова, неоднократно предпринимали спецслужбы младотурецкого правительства. Однако эти попытки успешно парировались действиями одного из самых опытных российских разведчиков. В конечном итоге была предпринята попытка отравления Щеглова, которая не удалась только благодаря своевременному вмешательству российских врачей.
Общей бедой в работе российских заграничных представительств была халатность. Военный агент в Париже граф А. Игнатьев вспоминал: «В Париже опасность раскрытия военной тайны начиналась с момента отправки бумаг дипкурьером. По издавна установленному порядку переписка, упаковка и отправка на вокзал дипломатической почты производилась не русскими людьми, а французами. Во время моей службы этим занимался некий Шлаттери, говоривший немного по-русски. По счастливой случайности К. М. Нарышкин, исполняющий когда-то должность советника посольства, обратил мое внимание на слишком долгий срок, который требовался Шлаттери для переезда от здания посольства до вокзала». По мнению Нарышкина, это время использовалось Шлаттери для перлюстрации нашей дипломатической почты французскими властями. Для пресечения этого были приняты весьма эффективные меры: почта привозилась и вручалась Шлаттери собственноручно военным агентом лишь за несколько минут до отхода поезда.
Для борьбы с «кротами» Главное управление Генерального штаба приняло следующие меры. Был изменен порядок хранения секретной документации. Военным агентам за границей был разослан специальный циркуляр, в котором подробно разъяснялось, что их квартиры не пользуются правом экстерриториальности, и поэтому шифры, коды и секретные дела военной агентуры строго предписывалось «хранить в соответствующих помещениях посольств, миссий и генеральных консульств, и отнюдь не в своей квартире, хотя бы и в секретных несгораемых хранилищах». Одновременно военным агентам было предложено заменить всех вольнонаемных слуг русскими подданными, военнослужащими, лучше всего из состава нижних чинов полевой жандармерии. При этом все расходы на командировку и содержание оплачивались совместно Генеральным штабом и военными агентами. Кроме этого, было разослано уведомление военным агентам о конкретных примерах ненадежности частной прислуги, которое включало, в частности, нижеследующее.
«1. Стремление прислуги точно выяснить, кто посещает военного агента и с какой целью, хотя это не вызывалось требованием службы.
2. Рытье в бумагах, брошенных черновиках и т. д.
3. Вхождение более частое, чем это нужно при шифровке бумаг.
4. Пропажа ключей от секретных шкафов».
Все изложенное сообщалось для сведения и принятия мер предосторожности даже от прислуги, вывезенной из России и уже давно состоящей на службе.
Однако на деле это предупреждение оказалось малодейственным, и некоторые представительства России за рубежом крайне неохотно предоставляли необходимые помещения для хранения секретных документов и сопротивлялись принятию необходимых мер предосторожности. Нижние чины из состава полевой жандармерии появились далеко не у всех агентов, поскольку не каждому было по карману содержание их за свой счет.
Одним из средств нейтрализации деятельности разведки противника являлась его дезинформация. Это составная часть общей военной стратегии любого государства. Идея о необходимости наладить в ГУ ГШ фабрикацию фальшивых документов была высказана в 1905 г. ротмистром В. П. Никольским. «Значительным подспорьем для ведения негласной разведки, — писал он, — является порядок, принятый в некоторых государствах, где особо назначенные лица предлагают и выдают иностранцам сфабрикованные сведения и документы, получая за них деньги, которые расходуются на содержание личного состава. Кроме материальных выгод подобная организация направляет деятельность иностранных агентов в желательном для нас направлении и тем самым как бы несколько гарантирует от посягательства на наши тайны и в то же время показывает, что именно иностранцы не знают про нас».
По мнению опытных аналитиков ГУ ГШ, этим достигалось следующее.
«1. Введение в заблуждение вероятного противника и во всяком случае внесение элемента некоторой неуверенности в его работу по подготовке к войне, могущего внести нерешительности путаницу в его решения в критическую минуту.
2. Ослабление разведки вероятных противников путем оттяжки части средств на негодные цели.
3. Возможность усиления разведки продавцам фальшивых документов за счет покупателя».
Особое делопроизводство ГУ ГШ считало, что столь «существенные выгоды, достигаемые таким путем, являются причиной того, что наши западные соседи стремятся широко использовать его против России». Вопрос о применении этого приема российскими спецслужбами поднимался неоднократно. Однако всякий раз это дело сталкивалось с серьезными трудностями, главная из которых заключалась в составлении самих фальшивых документов. Нужны были специалисты, которые могли бы придать им правдоподобие. От них требовалась тщательная продуманность и систематичность, устранение из них элементов явной недостоверности и фантастичности. Возложить эту задачу предполагалось на учреждение, которое ведало оперативной частью ГУ ГШ. Однако трудность заключалась в том, что соответствующее оперативное подразделение ГУ ГШ не имело для осуществления этой задачи «ни времени, ни рабочих рук», отсутствовали необходимые специалисты и в органах контрразведки. Российские контрразведчики считали наипростейшим решением вопроса сбывание за границу устаревших документов с изменением в них лишь дат и подписей, а также неосуществленных проектов.
