Н. А. Монкевиц вместе с дочерью и сыном проживал в Фонтенбло. Там же в это время проживал с семьей генерал А. И. Деникин. По вечерам они часто встречались. Неожиданно с 1925 г. в белоэмигрантской печати появились публикации о связях Н. А. Монкевица с советскими спецслужбами. В тот ноябрьский вечер 1926 г. Монкевиц, как обычно, пришел в гости к Деникиным и засиделся. Он выглядел очень озабоченным, одет был кое-как, рукава пиджака были коротковаты, и он силился натянуть их до должной длины. Монкевиц задержался на этот раз дольше обычного. Антон Иванович уже не раз переглядывался с Ксенией Васильевной, недоумевая, когда же удалится гость. Наконец во втором часу ночи Монкевиц попрощался с Деникиными, вышел на улицу и бесследно исчез.
Утром к Деникиным прибежала встревоженная дочь Монкевица и спросила, где ее отец. Деникины ответили, что он был у них допоздна, но куда ушел, сказать не могли. Дочь позвонила в полицию и просила помочь разыскать отца. Деникин знал, что у Монкевица дома могли быть важные бумаги, и попросил дочь Монкевица принести их к нему до прихода полиции. Бумаги были доставлены к Деникиным, но по ним нельзя было установить причину исчезновения Монкевица.
Деникин совещался с Кутеповым, пытаясь разгадать загадку. Но Кутепов не смог объяснить причину пропажи своего помощника. В записке, оставленной Монкевицем, значилось: «Во избежание лишних расходов на погребение, прошу моего тела не разыскивать».
15 ноября 1926 г. генерал Врангель писал своему другу генералу Барбовичу: «…в области "работы" генерала Кутепова — крупный скандал. За последнее время целым рядом лиц получены сведения…» весьма неблагоприятные для ближайшего помощника генерала Кутепова — генерала Монкевица. Недавно в управлении генерала Хольмсена были получены документы, подтверждающие преступную связь этого генерала с большевиками. Предупрежденный сам генерал Кутепов, однако, этому отказался верить. На днях Монкевиц исчез, оставив записку, что, запутавшись в деньгах, кончает жизнь самоубийством. Однако есть все основания думать, что это — симуляция. Трупа нигде не найдено, а следы генерала Монкевица следует, видимо, искать в России…»
В эмиграции еще долгое время циркулировали слухи, что Монкевиц, являясь агентом ОГПУ, инсценировал самоубийство, чтобы скрыть бегство в Советский Союз. Однако никаких документальных подтверждений этого заявления до сих пор не найдено.
С начала боевых действий спецслужбы Германии и Австро-Венгрии объединили свои усилия с целью пресечения деятельности разведок России и стран Антанты как на своей территории, так и на территории нейтральных государств. К проведению контрразведывательных операций широко привлекались военная разведка и полиция обоих государств.
Такое сотрудничество двух стран с течением времени вылилось в доминирующее положение Германии во всех вопросах. Руководитель германской военной разведки Вальтер Николаи позднее писал: «Общая работа привела к установлению теснейшей связи между германской и австрийской разведками. Чем больше высшее стратегическое руководство переходило к немцам, тем более сильным становилось и влияние на разведки и контрразведки. При всех австрийских штабах… были… офицеры германского верховного командования, старавшиеся использовать на Востоке опыт, приобретенный разведкой на западном театре военных действий».
Германское руководство не обошло своим вниманием и спецслужбы Турции. Тот же Николаи далее отмечал: «…Благодаря ознакомлению турецких руководителей разведки с германскою разведкой и посылке германских офицеров в Турцию удалось все же достигнуть удовлетворительного согласования». Причем масштаб координации мероприятий спецслужб нарастал по мере продолжения войны.
Так, руководитель австрийских спецслужб Макс Ронге в своих воспоминаниях писал: «С 1912 г. велась регистрация всех подозревавшихся в шпионаже или во враждебных антигосударственных действиях. Теперь их арестовывали, интернировали или высылали. Всех иностранцев из враждебных нам государств нужно было проверить, чтобы помешать выехать военнообязанным. Кроме военных врачей, все прочие иностранцы могли выехать. Но не через районы сосредоточения армии. Был только задержан ряд богатых и знатных русских для обмена их на задержанных в России австрийцев». -273-
Судебным преследованиям подвергались потенциальные «шпионы», известные русофилы. 4 августа был арестован член австрийского рейхсрата С. Марков. 21 июля 1915 г. в Вене начался процесс против группы «русин», обвиненных в «подрывной деятельности». Термин «русин» употреблялся поляками и немцами в отношении всех русских, проживающих в Австро-Венгрии. Среди тех, кто предстал перед судом, были «депутат рейхсрата Марков, судебный советник Кириллович, русский писатель Дмитрий Янчевецкий, адвокаты Кирилл Черлунчакевич и Риттер, крестьянин Дьяков и слесарь Мулькевич». В качестве основной улики на суде фигурировала брошюра «Современная Галиция», добытая агентурной разведкой Германии и Австро-Венгрии. Она была выпущена в 1914 г. Отделом военной цензуры при генерал-квартирмейстере штаба Юго-Западного фронта. В ней содержался подробный анализ политических партий Галиции и оценка их отношения к России. По замыслу составителей брошюры она должна была служить справочным материалом для командного состава русских армий этого фронта. Брошюра действительно носила характер справочника. В ней были поименно указаны все члены русофильских организаций, на которых могли рассчитывать российские военные власти. После двухмесячного судебного процесса всем обвиняемым был вынесен смертный приговор, замененный впоследствии длительным тюремным заключением. По делу второй партии «русин», обвиненных в шпионаже, австрийский суд в феврале 1917 г. вынес 17 смертных приговоров. Эти меры находили полную поддержку у руководителей германских спецслужб.
Так, Вальтер Николаи писал: «В Восточной Галиции русскому шпионажу охотно оказывали услуги родственные по племени русины. Ему помогали духовные лица, депутаты, адвокаты и судьи. Русинские школы и союзы являлись центрами панславистской и великосербской пропаганды и давали приют агентам… В течение первых двух лет войны пришлось вынести 140 смертных приговоров одним лишь русским агентам внутри страны. Были приговорены к смертной казни и политические вожди, как Крамарж и Рошин, но затем были по амнистии помилованы».
Буквально в первые дни власти Австро-Венгрии начали широко использовать апробированную в Боснии систему захвата заложников, «главным образом волостных старост и православных священников». До начала 1916 г. «125 священников были интернированы, 128 расстреляны и 25 подверглись судебным преследованиям». С начала войны до конца 1915 г. органами полицейской дирекции Вены были произведены обыски у 1479 человек, находящихся под политическим подозрением, арестовано 1069 человек, подозревавшихся в антигосударственной деятельности, из них 185 подозревалось в шпионаже. Много хлопот доставляли германским и австрийским спецслужбам слухи о готовящихся террористических актах в отношении руководящих деятелей стран Тройственного союза. Под особым постоянным наблюдением находились аккредитованные в Вене и Берлине военные агенты нейтральных стран.
Венгерская пограничная полиция уже в течение первого года войны взяла под подозрение в шпионаже 2 тыс. человек; из них 1506 было арестовано, 65 интернировано и 20 выслано. Для борьбы со шпионажем германские и австрийские власти ввели жесткий пограничный и паспортный контроль, чтобы следить за передвижениями отдельных лиц как внутри стран Тройственного союза, так и при пересечении границ государств, входящих в него. Все подданные Германии и Австро-Венгрии, а также иностранцы, желавшие выехать из страны, должны были лично получить разрешение соответствующего военного управления. В штабе предстояло дать «определенный ответ, для какой надобности лицо выезжает из страны или с какой целью прибывает в монархию». Разрешения на выезд или пребывание в монархии выдавались в очень ограниченном количестве. Подозрительные лица, прибывшие в Австро-Венгрию или в Германию, немедленно возвращались обратно.
