Но вот откуда его знала Стелла?
Агафьев исчез. Тут же хлопнула входная дверь, звякнул колокольчик, послышались тяжелые мужские шаги.
Борович не оборачивался. Он видел, как помрачнело лицо Стеллы.
– Вы как голубки тут сидите! – с глумливым смешком произнес Агафьев, подходя к столу.
«Если он сейчас сядет на мою шляпу, то я его ударю», – подумал Борович.
Он повернул голову к этому типу и вопросительно посмотрел на него. Однако Агафьев вовсе не собирался объяснять своего поведения. Он, кажется, был основательно навеселе.
– Ничего, если я нарушу ваш тет-а-тет? – спросил этот поганец, пододвинул свободный стул от соседнего столика, уселся на него и сложил красные волосатые руки на животе.
– Вы даже не дождались положительного ответа дамы, Петр Тимофеевич, – напомнил ему Борович. – Возможно, ваше присутствие здесь кажется ей несколько неуместным.
– Ну точно голубки, – развязно проговорил Агафьев и глумливо ухмыльнулся. – Я-то все ночи не сплю, думаю, чего это госпожа Кренцбах от меня свой носик воротит. А причина вот сидит, рядом. Во всей красе. Наш белогвардейский офицерик за ней ухаживает, оказывается. За веру, царя и отечество, значит, кровь на полях Галиции проливал, а теперь проникся идеями свободной Украины?
– Руководству центра эти моменты моей биографии прекрасно известны, – спокойно проговорил Борович. – Не упражняйтесь в остроумии. Хотя я вижу, что вы больше исходите желчью. Никакие личные антипатии не могут быть основанием так вести себя с женщиной.
– Давайте уйдем отсюда, Михаил Арсеньевич! – буркнула Стелла и хотела подняться, но Борович положил ей руку на локоть и сказал:
– Зачем же нам уходить? Мы еще не допили кофе, не побеседовали так, как нам хотелось. Мне думается, что удалиться отсюда следует господину Агафьеву.
– А ты не спеши фиглярствовать, офицерик, – заявил тот. – Манеры, цирлих-манирлих. А я ведь тебя узнал. Мы с тобой на Лубянке виделись в двадцать девятом году. Ты же красный!
Ах ты, чтоб тебя!
Борович не изменился в лице, пригубил кофе, потом неторопливо, твердой рукой поставил чашку на блюдечко, достал платок и промокнул губы.
«То-то мне давно казалось, что я где-то уже встречал эту рожу. Врет он или правду говорит? Доказать все равно ничего не сможет. Не сейчас. Раз столько времени молчал, то, значит, не уверен или врет, скотина».
– Ну и что молчишь? – с напором спросил Агафьев. – Крыть нечем? Или ты сей же миг выхватишь пистолетик и тут же застрелишь опасного свидетеля? Молчишь?
– А я что-то должен сказать? – Борович приподнял бровь и посмотрел на собеседника. – Я слышал различный пьяный бред, грубости и непристойности в адрес дамы, а вот вопроса никакого не было. Действительно, Стелла, пойдемте отсюда. Обидно, знаете ли. Такое приличное заведение было, так нет же, и сюда подобные персонажи добрались. – Он протянул руку, помог женщине встать, взял со стула шляпу и перчатки.
Потом Михаил вытащил из внутреннего кармана бумажник, вытянул оттуда купюру, небрежно бросил ее на блюдце и заявил:
– Кельнер, получите.
– Не нужно меня провожать, Михаил Арсеньевич, – поднимая воротник пальто, сказала Стелла, глядя ему в глаза. – У нас не любят таких вот прогулок по городу. Но мы с вами еще увидимся. Может быть, так же вот посидим в кафе, только без…
– Конечно, – сказал Борович, наклонился, взял Стеллу за пальцы и поднес их к губам. – До свидания. Я был несказанно рад вас увидеть. Надеюсь, что мы вскоре снова встретимся.
Женщина скрылась за углом, и Борович пошел в сторону центра. Он шагал медленно, ожидал, что Агафьев его догонит и продолжит этот милый разговор.
«Возможно, мне удастся вытянуть из него немного информации о том, при каких именно обстоятельствах мы могли столкнуться на Лубянке. Возвращаться и требовать объяснений нельзя. Подозрительно. Надо вспоминать двадцать девятый год, где я был и чем занимался.
Да, тогда в секретно-оперативном управлении ГПУ создавались новые отделы. К концу года их насчитывалось уже с десяток. Секретный отдел возглавил Яков Агранов. Меня перевели к нему и назначили в третье отделение, которое среди прочего занималось националистическими движениями в Белоруссии и на Украине.
Совершенно точно! Именно тогда, в конце двадцать девятого года, я часто бывал на Лубянке, в центральном аппарате. Вывозить арестованных из внутренней тюрьмы было нельзя, и мы работали с ними прямо там.
Проклятье, как я мог видеть этого Агафьева? В разработке он у меня не был. Я бы помнил такой факт совершенно точно, без всяких сомнений. Может быть, мы просто столкнулись в коридоре, когда его вел конвой? А ведь я точно видел этого типа.
Надо его срочно убрать, пока он не начал серьезно мешать мне здесь. Убить? Нет, это будет подозрительно. Могут остаться какие-то следы. Или же просто кто-то уже сейчас знает о нашей неприязни. Не исключено, что сам Агафьев сболтнет кому-то о сегодняшней сцене в кафе. Тогда я попаду под подозрение.
Нет, нужно придумать что-то иное, совершенно естественное и ничем не выделяющееся из нашей рутинной работы. Надо подставить этого мерзавца чужими руками и так, чтобы сразу решить его судьбу. Тут придется поразмыслить».
После того как пограничники и оперативники НКВД взяли несколько ударных групп националистов, пересекших границу СССР, Меркулов вызвал к себе Судоплатова. Павел Анатольевич знал, что первый заместитель наркома очень ярко и с неподдельным энтузиазмом докладывал Берии о том, как эти группы были взяты. Он упомянул, что важная информация, своевременно поступающая от закордонных разведчиков, помогала обезвреживать врагов.
Но совсем не факт, что Судоплатов, инициатор этой операции, сейчас был вызван для похвалы. Может быть и совсем наоборот. Стоит Берии высказать хоть одно замечание, и на Судоплатова посыплются крутые неприятности. Как минимум он попадет под большой разнос.
Однако, вопреки опасениям Судоплатова, Меркулов встретил его вполне благодушно, даже улыбнулся.
– Проходите, Павел Анатольевич, – предложил он. – Прошу садиться. Я вызвал вас, чтобы уточнить, как проходит операция по внедрению вашего сотрудника в краковский центр ОУН.
– Дело идет так, как мы того и ожидали, – осторожно ответил Судоплатов, избегая хвалебных и откровенно положительных оценок. – Наш сотрудник, который работает под псевдонимом Пастор, смог закрепиться в краковском центре. Первая стадия операции «Невод» прошла успешно. Пастор получил рекомендации, мы доработали его легенду. Теперь он работает в центре, вместе с другими инструкторами занимается подготовкой разведывательно-диверсионных групп для засылки на территорию СССР. На их сленге эти группы называются ударными.
– Мы много ждем от этой операции, Павел Анатольевич. Ваш разведчик обеспечен надежным каналом связи? Я знаю, что внедрить и легализовать нового человека на территории генерал-губернаторства не так-то просто. Гестапо очень внимательно отслеживает всех приезжих, проводит перекрестные и весьма доскональные проверки.
