Ридель! – Борович остановился на лестнице и облокотился на перила, глядя вниз. – Вот кто может помочь мне. Он непосредственно заинтересован в том, чтобы я остался в центре. Если вдруг полковник абвера решит, что мне лучше оказаться в рядах дружины, тогда конец придет моей работе.
Но как с ним связаться? В город я выходить не могу, не имею права разыскивать Риделя. Он сам меня находит, когда у него возникает такая необходимость.
Думай, Борович, думай. Нужно срочно связаться с полковником Риделем, как-то задержаться в центре, не дать Шухевичу увезти меня за пределы Кракова».
С Риделем ничего не вышло. Михаилу пришлось импровизировать.
Решение пришло в голову Боровича неожиданно. Вечером он шел мимо столовой, которая по праздникам и выходным служила еще и кабаком для увеселения сотрудников центра. Там сейчас шла очередная попойка. Среди гражданских костюмов были видны военные френчи без погон. Слышался женский пьяный смех.
Борович подошел поближе и присмотрелся. Много незнакомых лиц.
«Вот и отлично! – решил он. – Все те люди, которые меня знают, на конфликт со мной не пойдут. Ни для кого не секрет моя близость к Роману Шухевичу. Да и отношения со мной хорошие едва ли не у всех сотрудников центра. А вот новички или гости – это дело другое. Да еще и алкоголь бушует в крови».
Борович вошел в столовую, постоял у двери, потом двинулся вдоль стены, выбирая жертву.
«Вот этот фрукт с тонкими усиками подойдет, – подумал он. – Сразу видно, что субъект истеричный, невыдержанный. Да и пьян он изрядно. Облапил местную шлюху и не видит ничего вокруг. Да и на него внимания никто не обращает. В помещении накурено, громко играет музыка. Одни танцуют, другие курят или выпивают в своем кругу».
Борович подошел к мужчине во френче, обнимавшему пьяную проститутку, и крепко наступил ему каблуком на носок сапога. Дальше все пошло именно так, как он и предполагал. Тип с усиками взвился от возмущения и решил осадить хама, лица которого он, впрочем, уже не различал. Алкоголь ударил ему в голову, оскорбление затмило остаток разума. Даже уличная профессионалка была для него сейчас дамой, перед которой ему хотелось показать себя героем.
Борович не стал ждать, пока этот пьяный субъект разразится негодованием и оскорблениями в его адрес. Кто-то мог увидеть, что он сам спровоцировал эту ссору. Поэтому Михаил скоренько съездил данного типа по физиономии. Не кулаком, а просто влепил ему пощечину. Оскорбительную и хлесткую.
– Как ты обращаешься с дамой, мерзавец? – рявкнул он на ухо своему оппоненту, следя за его руками.
Тот, как и следовало ожидать, рванул кобуру. В его руке мгновенно оказался пистолет.
В последний момент Борович перехватил руку с оружием, повернул ее вниз, расчетливо направил ствол вдоль своего бедра и нажал на палец противника, лежавший на спусковом крючке. В помещении гулко грохнул выстрел, завизжала женщина и сразу наступила тишина. Кто-то снял иглу с пластинки, крутившейся на патефоне.
Борович хлестким ударом кулака отбросил от себя субъекта с тонкими усиками. Пистолет покатился под ноги пьяной компании, а Михаил так и стоял, зажимая рану на бедре. Пуля прошла вскользь, только распорола кожу. Крови было не очень много, но достаточно для того, чтобы штанина напиталась ею и капли стали сочиться между пальцами.
Наутро в лазарет к Боровичу пришел Роман Шухевич. Михаил лежал на кровати, укрытый по пояс одеялом, и морщился.
– Что там произошло, черт бы вас побрал? – хмуро осведомился Шухевич. – Я читал рапорта и показания свидетелей, но ты мне скажи, что за ерунда приключилась?
Борович пожал плечами и ответил:
– Честно говоря, я и сам не успел толком понять, что произошло. Там пьяные все были. Какой-то тип схватился за пистолет. Вот я и попытался удержать его руку.
– Какого черта тебя вообще туда понесло? – спросил Шухевич и тяжело вздохнул. – Этих господ кое-кто прислал к нам без нашего согласия. Теперь мне придется объясняться.
– Если что, я готов все взять на себя, – заявил Борович, попытался подняться и сесть на кровати. – В конце концов, это только моя вина. Я готов доказать, что…
– Да ладно тебе. Лежи уж! Я поговорил с врачом. Он считает, что рана сама по себе не опасная, но туда могло попасть много всякой дряни с твоих брюк, включая микрочастицы ткани. Поэтому может начаться воспаление. Теперь неизвестно, сколько ты проваляешься в постели. А время дорого!
– У нас серьезные планы с этой дружиной? – с самым невинным видом спросил Борович, полагая, что в ранге заместителя командира он имеет право задавать такие вопросы.
– Узнаешь, когда выздоровеешь, – сказал Шухевич, похлопал его по руке, поднялся и вышел из палаты.
Борович пребывал в сомнениях. Он уже не был уверен в том, что поступил правильно. Что сообщать в Москву, если дружина уйдет без него и никто в центре не скажет ему, куда и с какой целью она направлена? Эта структура вообще создавалась не при центре подготовки диверсионных групп, а при высшем руководстве ОУН. Здесь, в старом поместье, вообще никто не мог знать о планах, связанных с ее использованием.
Но оказалось, что волновался он рано.
За окнами стемнело. Сестра милосердия зажгла настольную лампу на столике, стоявшем возле кровати Боровича.
Михаил прикрыл глаза и стал размышлять о своем положении. Тут дверь распахнулась. В палату вошел Клаус Ридель. Он был в пальто, накинутом на плечи. В коридоре за его спиной кто-то осторожно, но плотно прикрыл дверь.
Полковник осмотрелся, брезгливо сморщил нос, потом пододвинул к кровати стул, уселся на него и забросил ногу на ногу.
– Значит, пострадали вы, Михаил Арсеньевич? – то ли спросил, то ли констатировал полковник с ироничной усмешкой на устах. – Да, дела у вас тут неважные.
– Это была глупая и нелепая случайность, полковник, – убежденно заявил Борович.
– Я все знаю. Можете не утруждать себя пересказом, – сказал Ридель и махнул рукой.
– Тогда я вам расскажу другое. Скоро вы потеряете ваше доверенное лицо в этих стенах. Шухевич назначил меня заместителем командира группы в каком-то дурацком подразделении, называемом дружиной украинских националистов. Как мне показалось, выступит она очень скоро. Роман Шухевич был крайне озабочен моим ранением.
– Ну почему же дурацком? Вообще-то в документах абвера, подписанных лично адмиралом Канарисом, все это звучит немного иначе. Речь в них идет не об одном подразделении, а сразу о двух. Батальоны «Нахтигаль» и «Роланд» войдут в состав отдельного полка абвера «Бранденбург-800». Шухевич правильно рассудил, что для его подразделения вы самый нужный человек. Однако в мои планы это не входит. Вы должны оставаться в центре. За батальонами есть кому присмотреть и без вас. А вот о том, что здесь происходит, я должен знать из первых рук. Эти сведения должны быть надежными и объективными.
– Вы хотите, чтобы я остался?
