Есть дом, в котором он родился, люди, живущие на просторах этой страны. Им нужны его сила, знания, опыт, преданность и защита.
Борович однажды понял это и стал считать, что присягал на верность этой земле, людям, городам и селам. Березкам, стоявшим на берегах тихой речушки под Рязанью, сосновому бору в Подмосковье, карельским озерам и южным бескрайним степям.
Родина – не только конкретная страна. Это то, что внутри тебя, все, что впитано тобой, твоей душой и сердцем, многими поколениями твоих предков.
В начале июня 1941 года все легионеры батальона «Нахтигаль» центра были отправлены в Германию. Сотрудники, остававшиеся на рабочих местах, продолжали трудиться каждый в своем направлении. Систематизировались данные, получаемые от агентуры, заброшенной на территорию Советской Украины. Отдел пропаганды разрабатывал новые листовки, призывающие встречать цветами своих освободителей, воинов вермахта, стрелять в спины ненавистным большевикам, убивать красных командиров. Все говорило о приближении большой беды.
Борович не мог передать в Москву новые сведения. Его радисты неожиданно столкнулись с тем, что весь эфир стал глушиться мощными радиостанциями, а свободные частоты были насыщены бессмысленной морзянкой. Так всегда бывает при подготовке и на начальном этапе больших войсковых операций. Означать это могло только одно. До начала войны уже остались не недели, а считаные дни и часы.
Оставляя новую шифровку в почтовом ящике, Борович каждый раз понимал, что связник может просто не пробиться на восток. Эстафета встанет, потому что в приграничных районах Германии будут приняты беспрецедентные меры безопасности. Все же он надеялся на удачу и продолжал исправно слать в Москву шифровки с той информацией, которую ему удавалось добыть.
Стелла остановила Боровича в коридоре штаба, как-то странно посмотрела ему в глаза, начала теребить пуговицу на его пиджаке и сказала тихим голосом:
– Я знаю, что вы скоро уедете, Михаил.
– Уеду? – Борович сделал удивленное лицо. – Откуда вам это известно?
– Да полно вам, – сказала женщина и улыбнулась одними губами. – Вы прекрасно знаете, что у нас только видимость секретности, а на самом деле никто не умеет держать рот закрытым. Многим не хватает опыта конспиративной работы, да и профессиональных разведчиков в наших рядах просто нет. Откуда им взяться?
– Даже если так, Стелла… – начал было Борович, но женщина замотала головой и проговорила:
– Нет, Михаил, не надо. Это только слова. Пригласите меня сегодня в гости в ваше холостяцкое жилище. Посидим, выпьем, вспомним наши приключения. Знаете, так тяжко на душе, а поговорить не с кем. Вы здесь самый близкий мне человек.
Вечером Стелла пришла. За окнами уже стемнело, и Борович подумал, что за женщиной могли следить, хотя ни для кого не было секретом, что он, Стелла и Шухевич поддерживали дружеские отношения.
Борович помог гостье снять пальто, подвинул к столу свой самый красивый и крепкий стул. Стелла устало и грустно улыбнулась, подобрала юбку и села. Борович жестом фокусника поднял газету, под которой обнаружились тарелка с вареной картошкой, блюдце с колбасой, нарезанной кружочками, и еще одно с консервированными яблоками. Он открыл тумбочку, достал хлеб, вазочку с конфетами и бутылку вина.
– А водки у вас нет? – спросила женщина.
Борович улыбнулся и достал из-за окна бутылку русской водки, которую купил в Кракове на базаре еще месяц назад. Как чувствовал, что пригодится. Правда, он считал, что пить ему придется одному, заперев дверь и думая о войне. Но так, конечно, веселее.
Михаил распечатал бутылку, разлил водку, сел напротив Стеллы, поднял свою рюмку и спросил:
– Ну и за что мы с вами выпьем? – спросил Борович.
– Обязательно пить за что-то? – вяло спросила женщина. – Можно просто от усталости, для профилактики нервного срыва. Или потому, что мы можем больше никогда не увидеться.
– Тогда давайте просто потому, что у нас с вами есть возможность провести этот вечер вместе. Посидеть, поговорить, на миг забыть обо всем, что творится за стенами этой комнаты.
Стелла опрокинула водку в рот, прижала пальцы к обветренным губам, потом не спеша подцепила вилкой кружочек колбасы. Борович молча закурил и пустил дым в сторону от нее, к форточке.
– А вы думаете, что так можно? – вдруг тихо спросила Стелла.
Борович внимательно посмотрел на нее и только теперь понял, как она постарела за эти два года. Сейчас женщине уже сложно было дать тридцать лет. Она выглядела на все сорок пять с хвостиком. Сухая кожа, мелкие морщинки, но самое главное – потухшие глаза.
Ничто так не молодит женщин, как искорки в глазах, огонь жизни, чувств. Когда в них этого нет, то пуста и жизнь. Она уходит, оставляя на лице свои следы.
– Можно что? – спросил он. – Забыть обо всем, что творится за стенами этой комнаты? Не знаю, не пробовал. Хотел вот вам предложить вместе попытаться это сделать. Хотя мы с вами занимаемся такими делами, что трудно отрешиться от реальности.
– Вы опять пытаетесь относиться ко всему с иронией. Налейте еще.
– Это помогает. Ирония порой спасает нас, – сказал Борович, разливая по рюмкам водку.
– Вы всегда были оптимистом, жизнерадостным человеком. Даже когда застрелили в отеле немецкого офицера и защищали меня перед Романом, боясь, что он меня зарежет и бросит тело возле железной дороги.
– Стреляли мы тогда все. Теперь не стоит вспоминать об этом. А оптимизм помогает нам не сойти с ума, когда все предпосылки для этого уже есть.
– Все не так, Миша! – заявила ему Стелла.
– С оптимизмом не так?
– Черт с ним, с этим оптимизмом, – сказала женщина и поморщилась. – Я о другом. Понимаете, мы боролись за самое святое дело, за независимость Украины, хотели, чтобы она принадлежала нам и больше никому. А теперь что? Оказалось, что у нас нашелся новый хозяин, которому мы почему-то поклонились в ноги. Он готов залить кровью весь земной шар, в том числе и нашу Украину. Михаил, нам никто ничего толком не обещает, но мы уже помогаем, льем кровь, идем в армию Гитлера, чтобы уничтожать другие народы. А ведь все это никак, никоим образом не связано с независимостью Украины!..
– Стелла, подождите! – сказал Борович, взял женщину за руку и покосился на дверь.
Этот страстный монолог был для него такой неожиданностью, что он невольно стал задумываться, не провокация ли это, не проверка ли. Они со Стеллой почти никогда не говорили на политические темы, были рядом, но занимались своими делами и не обсуждали их, говорили о том, какая погода сейчас на Украине и как там хорошо, когда цветут сады. А вот сейчас старая знакомая открылась ему совсем с другой стороны.
То, что она говорила, было правдой, логичной и горькой. Да, большинство убежденных украинских националистов готово было вместе с Гитлером утопить в крови весь мир, лишь бы угодить своим целям и мифическим интересам. А Стелла вдруг заявила, что война против Советского Союза, кровь десятков миллионов граждан огромной страны – слишком большая цена за торжество их идеи.
