«Ладно, бог с ней, с идеей. Но что Стелла знает про грядущие события? Много ли ей известно? Выходит, что она тоже не сомневается в том, что война вот-вот разразится.
Она знает даже о том, что я должен уехать. А Бандера сказал мне об этом лишь сегодня утром. Завтра, двадцать первого июня, мы покидаем Краков. Я не в курсе насчет того, куда именно нам придется отправиться.
Расспросить ее? Женщина в состоянии явного душевного упадка. Или это игра? Нет, Стелла никогда со мной не темнила. Это я играл с ней, когда добывал через нее информацию о делах в отделе пропаганды и на этом основании делал какие-то выводы о планах краковского центра ОУН.
Она мне нравится незаурядной силой характера, непреклонностью, верой в свою идею, – думал Борович, слушая пространные рассуждения подвыпившей женщины, теперь уже далекие от политики вообще и вопросов независимости Украины в частности. – Стелла чертовски хороша в этом образе. Да, по большому счету, она враг, но такой, которым можно любоваться, которого, как я теперь понял, можно и уважать за принципиальность. Беспринципный враг столь же противен, как и такой же друг. Будь все иначе, находись мы на одной стороне, я мог бы полюбить ее. А может?.. Нет, это совершенно немыслимо».
Из того, что ему смогла или захотела рассказать Стелла, Боровичу стало ясно, что центр перестраивает свою работу. Ее отдел полностью переключился на подготовку листовок, призывающих население Украины помогать вермахту.
Это было самое главное. Боровичу стоило больших усилий сидеть и улыбаться, когда Стелла фактически призналась ему в том, что краковский центр ОУН готовится к началу войны СССР и Германии. Она вот-вот полыхнет. Не осталось никакой надежды на то, что все обойдется. Гитлер уже не передумает, не станет договариваться со Сталиным.
Боровичу вдруг показалось, что в ногах у него лежит граната, у которой выдернута чека. Он сидел и ждал, когда истекут четыре секунды. Вот-вот, сейчас, еще мгновение!.. Внутри у него все холодело в ожидании неминуемого и страшного исхода.
Хорошо, что Стелла запретила ему провожать ее. Она встала и ушла сама. Борович не смог бы шагать рядом с ней и делать приятное лицо. Замечательно, что они остались друзьями, что женщина не изъявила желания остаться у него на ночь.
Потом Борович долго лежал с открытыми глазами и смотрел в темноту.
А утром в центр приехали немцы. Два грузовика вкатились в ворота, сделали круг по плацу и остановились. Длинный худой гауптман вылез из кабины на подножку. Он стоял на ней и наблюдал за своими солдатами.
Они опустили задний борт, выпрыгнули из кузова и под лающие команды унтер-офицеров побежали небольшими группами к штабу, к столовой и к воротам. Солдаты заняли там посты, перекрыли всякое движение. Теперь никто не мог ни войти в здания, ни выйти из них.
Через пару минут в поместье въехали две открытые легковые машины с офицерами. Два лейтенанта, майор и полковник неторопливо закурили. Они стояли посреди плаца, поглядывали в чистое голубое небо, дымили и о чем-то разговаривали.
Борович смотрел на такие вот дела из окна, расположенного на лестничной клетке, прикидывал, что это означало и какие могло иметь последствия.
Вот к немецким офицерам потянулись люди из центра. В сопровождении унтера подошел и Бандера. Ага, полковник даже руку ему протянул.
Значит, центр будет работать, но только командовать тут теперь станут немцы? Или они ограничатся внимательным присмотром за националистами, пока немецкие танки будут перепахивать гусеницами украинские поля?
Через час дверь в комнату Боровича распахнулась. На пороге появился Ридель, весь довольный и спесивый. Полковник был в гражданском. В руках он держал накрахмаленный платок, которым то и дело вытирал шею и лоб.
– Рад приветствовать вас, Борович, – сказал Ридель, оглядывая помещение. – М-да, скупо до аскетизма, но во время войны так и надо. Наша борьба требует полного отрешения от роскоши. Одобряю.
– А что сейчас происходит, полковник? Из этого окна ничего не видно. Я смотрел с лестничной клетки.
– Мы решили усилить охрану вашего центра. Все-таки вы находитесь на территории генерал-губернаторства. Мы несем за вас ответственность.
– Всем сотрудникам центра разрешено покидать свои комнаты, свободно перемещаться по поместью, выходить в город?
– Да, конечно, – заверил Михаила Ридель. – Мы не намерены мешать вашей работе, направленной на благо рейха. Все останется так же, как было и раньше. Но не сразу. Мы должны приглядеться к вашим сотрудникам, может, улучшить внутренний режим охраны.
– Понятно, – сказал Борович и улыбнулся одними губами. – А как с моей командировкой? Сегодня я должен был выехать отсюда вместе с группой наших сотрудников. Куда именно, я, честно говоря, не знаю, но вещи мне велено было собрать.
– Командировка? Да, она согласована с нами. Кое-кто из наших сотрудников будет сопровождать вас в этой поездке. Вы отправитесь чуть позже, а сейчас я хотел бы с вами поговорить вот о чем, Михаил Арсеньевич. Расскажите, как вы видите изнутри положение в стане руководства ОУН?
«Вот и созрел разговор, – подумал Борович. – Не так давно я обсуждал этот вопрос с нашим резидентом, и вот Ридель. Видимо, все подходит к финальной фазе. Доверять или нет, вместе или врозь? Дорого бы я дал за то, чтобы немцы прямо сейчас привезли сюда все руководство ОУН и поставили его к стенке. Вон к той, у пакгауза. А потом взвод автоматчиков положил бы всех без исключения. Да, было бы славно, если бы немцы закрыли этот вопрос таким незамысловатым образом. Я бы и сам без особого недовольства встал к стенке рядом с Бандерой, Мельником, Шухевичем и другими героями. За такое не жалко и умереть».
– Раскол в ОУН усиливается, полковник. Бандера и Мельник теперь непримиримые враги.
– А в чем причина, скажите мне? – Ридель почесал бровь. – Только ли жажда власти всему виной?
– Прежде всего именно она. Но надо учитывать и другие моменты. Видите ли, полковник, Бандера и его команда никак не хотят принять тот факт, что Мельник активно сотрудничает с вами, поставляет вам информацию и вообще представляет ОУН чуть ли не как один из отделов абвера. Бандера хочет самостоятельности. Он понимает, что Мельник не будет независимым даже в том случае, если вдруг станет президентом новой страны.
– А Бандера будет самостоятельным? – спросил Ридель и хитро прищурился.
– Вряд ли вы дадите ему такую возможность. Вам нужно полностью лояльное руководство на Украине. Без всяких натяжек.
– А на что же он рассчитывает?
– Не знаю, может быть, питает иллюзии насчет того, что вы посчитаете его реальной политической силой. Или же он этакой своей позой набирает вес у украинцев, чтобы они помогли ему свалить Мельника. Я знаю совершенно точно, что Бандера и Стецько скоро станут для вас большой головной болью.
– Что вы думаете о Стецько?
– Стецько для вас опаснее Бандеры. Он умелый политик, опытный руководитель. Не яркий лидер, не революционер. Но этот человек может возглавить государство, вытянуть его из экономической разрухи и политической неразберихи, создать чуть ли не с нуля. Он нужен Бандере. Тот без Стецько не сможет удержать в руках государство.
