Кэти заглянула в бар в разгар вечера. Я как раз собиралась сделать перерыв. Едва взглянув на меня, она все поняла. А может, ей помогли ее сверхъестественные способности.
Взяв с кухни корзинку картошки фри, мы спрятались в офисе. Кэти уселась на стол Джекса, отчего я улыбнулась, хотя и чувствовала себя паршиво. Когда она сидела, ее платье (если эту футболку вообще можно было назвать платьем) не прикрывало даже задницы.
– Выкладывай, – приказала Кэти, держа корзинку с картошкой.
Я села рядом с ней и рассказала, что случилось. Полностью доверяя Кэти, я не стала ничего утаивать. Умолчала я разве что о том, как сжимала столбики кровати во вторник утром, но это ей знать было необязательно.
Когда я закончила, Кэти уже съела половину картошки.
– Милочка, вот что я скажу. В твоем рассказе слишком много «если бы». Прошлого не изменишь. Давай признаем, ты не стала увиливать.
Я скорчила рожу.
– Перестань себя корить. Ты знаешь, что поступила неправильно. Ты искренне извинилась. – Она передала мне корзинку, спрыгнула со стола и встала прямо передо мной, уперев руки в бока. – Если он не сможет с этим смириться, то не стоит твоего времени. Поверь мне, я не пытаюсь тебя успокоить.
Сунув в рот последний ломтик картошки, я отставила корзинку в сторону.
– Я понимаю, но он мне нравится…
– Ты его любишь, – поправила меня Кэти, садясь на кожаный диван, стоящий возле стены.
Закатив глаза, я отмахнулась от нее, хотя сердце и подпрыгнуло у меня в груди.
– Я бы так не сказала.
– Если ты его не любишь, что же ревешь со вторника?
– Потому что он мне нравится, – взглянув в ее сторону, ответила я. – Он давно мне нравится. Мы дружили, а теперь я понимаю, что дружбе конец. И вовсе я не реву со вторника. – Кэти недоверчиво посмотрела на меня, и я поморщилась. – Ну, не все время.
– Так, – начала она, изогнув светлую бровь. – Во-первых, прекрати себя обманывать. Просто признай, что ты давным-давно в него влюблена. В этом нет ничего плохого. – Когда я открыла рот, она подняла руку. – Во-вторых, наплюй на него. Если он не простит тебя, то это останется на его совести.
Кивнув, я заправила волосы за уши и слезла со стола. Я поняла ее мысль.
– В следующие выходные приедут Калла с Терезой. Нам надо собраться вчетвером и напиться в хлам, – объявила Кэти, поднимаясь с дивана как истинная богиня. – Нам надо нализаться, обсудить все глупости парней, а наутро проснуться, мечтая больше не видеть ни единой бутылки алкоголя.
– Хорошо, – пробормотала я.
– Надо напиться так, как в тот вечер, когда мы провожали Каллу, – продолжила Кэти, и я поморщилась, поняв, к чему она клонит. – Помнишь, ты еще решила, что пластиковая корзина тебя выдержит?
– Она и выдержала, – заметила я.
Кэти рассмеялась, запрокинув голову.
– Ну да, продержалась секунд тридцать. Ты залезла в нее, согнувшись в три погибели!
– Ты меня там закрыла!
– А потом эта штука как лопнет! Я думала, ты себе копчик сломала.
Я тоже так думала. Так же думали и Калла с Терезой. К счастью, в тот раз обошлось без переломов, и я была судьбе за это благодарна, потому что девчонки хохотали, не в силах даже проверить, жива ли я вообще.
Чертова текила.
Кэти подалась вперед и обняла меня так крепко, что я чуть не лопнула.
– Все будет хорошо. Он тебя простит.
Я обняла ее в ответ.
– Это ты сама так думаешь или тебе твои суперсилы подсказывают?
– Считай, что это женская интуиция, – усмехнулась Кэти, отстранившись от меня.
– Правда? – переспросила я.
– Ага, – бросила Кэти и порхнула к двери. – Я побежала, работа не ждет! – Она шлепнула себя по заднице. – Увидимся, подруга!
У меня на губах заиграла улыбка. Кэти была… необычной и потрясающей. Поправив очки, я велела себе этого не делать, но все же по пути к двери взяла свою сумочку и вытащила телефон.
От улыбки не осталось и следа. Мне пришло одно сообщение, но оно было от Дина. Когда я увидела его, у меня подогнулись колени. Мало того, что при прошлом нашем разговоре я бросила трубку, так он еще и прислал мне ровно то же сообщение, которое я утром отправила Рису.
«Привет».
Печально вздохнув, я погрузилась в отчаяние. Вот черт, я теперь была не лучше Дина и писала человеку, которому не было до меня дела. Может, он тоже не с первого раза послал это сообщение, как и я? Возможно, он стер три разные версии, прежде чем отправить невинное приветствие. Меня словно ударили под дых. Сердце заныло в груди.
Сунув телефон в задний карман джинсов, я сглотнула слезы. Мне нужно было взять себя в руки. Я заварила эту кашу. Рис сделал свой выбор. Что бы там ни говорила Кэти, я не была в него влюблена.
Я не зашла с ним настолько далеко.
Я ни с кем не заходила так далеко и даже не собиралась.
В пятницу днем я вообще не думала о Рисе. У меня появилась другая проблема, гораздо серьезнее, чем мои отношения или отсутствие таковых.
Сестра Вентер стояла в ногах кровати Чарли и смотрела на меня с искренним сочувствием.
– Если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где меня искать, – сказала она.
Я боялась говорить, а потому только кивнула. Она вышла из палаты и тихо закрыла за собой дверь, а я осталась внутри. Такое впечатление, что кто-то поставил мою жизнь на паузу.
Чарли снова кормили через трубку.
Мне захотелось зажмуриться, но зачем? Это не меняло того, что я видела. Это вообще ничего не меняло. Открыв глаза снова, я бы увидела Чарли в той же позе. Жизнь не могла вернуться в него по мановению волшебной палочки.
Чарли по самую грудь был закрыт бледно-сиреневым одеялом, и я не видела ничего ниже его плеч, но знала, что его руки привязаны к кровати.
Я не могла смириться с этим, я ненавидела, что его приходится связывать. Это казалось совершенно негуманным и жестоким, хотя я и понимала, что на то есть причины. Как только ему ввели трубку, он принялся ее вынимать. Его связали для его же блага, но мне все равно было больно это видеть.
Заставив себя сесть в кресло возле его кровати, я поставила сумку рядом. Нащупав руку Чарли под одеялом, я накрыла ее обеими своими руками.
– Чарли, – прошептала я, – что будем делать?
Глаза Чарли были открыты, но я бы предпочла, чтобы он их закрыл, потому в них что-то было не так. Они были тусклыми, совершенно безжизненными. Я бы подумала, что на его месте лежит манекен, если бы он время от времени не моргал, а его рука не подрагивала.
Я со страхом смотрела на него. Боже, выглядел он неважно. Я не могла и вспомнить, когда еще он казался таким хрупким и уязвимым.
