Эмиль заверил Эми: Жеральдин будет довольна, что она решила не покупать château. Тем не менее свое решение Эми объясняла Жеральдин с внутренним трепетом.
— Барон Отто сказал, чтобы я его не покупала. По-видимому, все считают, что это было бы неосмотрительно, — извиняющимся тоном сказала она.
Жеральдин об этом уже знала: ей позвонили Эмиль, Отто, испуганная Памела и впавший в отчаяние Руперт. Она спросила у Эмиля, не он ли отговорил Эми от покупки château.
— Я? Нет. Я с ней об этом не говорил, — ответил Эмиль не вполне искренне.
— Я убеждена, что вы поступаете правильно, — сказала Жеральдин Эми.
Она испытывала облегчение, но не хотела показаться слишком довольной.
— Я не совсем уверена в этом. Представляю себе, сколько людей могли бы быть там счастливы: маленький Гарри, Виктуар… Тут для них столько возможностей, я это понимаю…
— Я знаю, что вам не терпится вернуться домой, — понимающе произнесла Жеральдин. — Там, должно быть, так замечательно — все эти пальмы и пляжи.
Она думала о том, что на самом деле Эми не была похожа на человека, которому очень хочется вернуться домой. В ее облике теперь было что-то новое, одновременно и сияющее, и печальное. Жеральдин хотелось бы, чтобы Эми осталась еще на несколько месяцев. Девушка явно находилась на перепутье и могла выбрать любую дорогу, но она, вероятно, вернется к калифорнийскому, варварскому образу жизни; например, она рассказывала Жеральдин о еде на вынос.
— Да нет, не совсем, — сказала Эми, вспоминая автострады, гамбургеры «Бургер Кингз», автозаправки, движение на дорогах, автоматические двери гаража, обидчивых сальвадорцев, ухаживающих за живыми изгородями, войну, религиозных фундаменталистов в А-образных церквях с виниловой обшивкой — все уродства и всю злость, которую, как она знала, она найдет сегодня дома. Она подумала о Юкайе своего детства, жаркой и пыльной, в которой можно было повсюду гонять на велосипеде, и о сегодняшнем Пало-Альто. Но сбежать от себя нельзя — такова реальность, можно только попытаться стать лучше там, где ты есть. Корни — это чепуха. Сколько же ей пришлось пережить, чтобы открыть эту довольно банальную и простую истину.
— Вы будете часто приезжать сюда, у вас ведь тут квартира, — утешила ее Жеральдин. — Для Виктуар не будет разочарованием то, что она не сможет жить в château: ведь, в конце концов, она там никогда не жила. Я рада сообщить, что она решила вернуться к мужу. Возможно, она ко мне больше прислушивается, чем я думала. А топ âge
[233], я полагаю, я уже кое-что знаю о жизни.
Эми не знала, что и думать об этой новости. В принципе, она верила в такие неизменные общественные институты, как брак. Жеральдин стала излагать свои взгляды на брак.
— Конечно, в определенном смысле, это условность, — убеждала она Эми. — Но в браке скрывается человеческая мудрость, разве нет? Ведь у него такое богатое прошлое. — Она подчеркнула, что ее осуждение относится именно к Виктуар.
Несмотря на облегчение, Жеральдин удивилась, что Виктуар решила попытаться наладить свои отношения с Эмилем и вернуться к той жизни, которую она вела раньше. Она полагала, что это решение было принято после того вечера в честь Эми, когда Виктуар увидела Эмиля во всем блеске славы — такого красивого и окруженного почитателями. Антуан де Персан, восходящая звезда политического небосклона, обращался к нему как к равному, самые именитые ее гости благоговели перед ним, и в перспективе его ожидали неплохие финансовые возможности.
Жеральдин не ожидала найти в Эми такую сияющую, изменившуюся женщину, впавшую в состояние, которое часто означает, что женщина влюблена. По крайней мере, изменение в состоянии Эми не было связано с недвижимым имуществом. Конечно, она не станет совать свой нос в чужие дела, но, заметив обновленный, сияющий вид девушки, Жеральдин должна была задуматься, и она пустилась в разглагольствования на тему любви вообще. Пока она говорила, она внимательно наблюдала за Эми, чтобы узнать, понимает ли та, что и сама она может почерпнуть немало мудрых мыслей из рассказов Жеральдин о ее материнских переживаниях.
— Виктуар такая идеалистка! Она всегда пренебрегает самыми обычными вещами, которые продлевают брак, — говорила она. — Достаточно старых рецептов: неглиже, свечи, все это нельзя недооценивать. Духи — это очень важно. Даже, осмелюсь сказать, перемена сексуальной позы время от времени. Я имею в виду, что физическая любовь — основа всего. — Она углубилась в рассуждения о женских уловках и о непостоянной природе Эроса, который улетает от малейшего подобия скуки.
Уловки не очень-то интересовали Эми; она их не одобряла. Во всяком случае, мудрость Жеральдин не шла дальше того, о чем писали дамские журналы. И почему Жеральдин говорит ей все это? В какой-то момент Эми испугалась, что Жеральдин что-то известно о ней и Эмиле, и она хочет устранить Эми, рассказывая о том, как счастливы будут Виктуар и Эмиль на своих надушенных простынях. Но Жеральдин, по-видимому, даже не знала о том, что Эмиль ездил в Сен-Гон, поэтому, без сомнения, она говорила только как незаинтересованный представитель своего поколения, обязанный передать жизненно важную информацию более молодой и неопытной женщине.
Пока Жеральдин говорила, она начала понимать, что есть еще одно правдоподобное объяснение произошедших в Эми изменений и ее стильной, более короткой стрижки — слава Богу, она избавилась от своей школьной косички: может быть, она чувствует облегчение оттого, что вернется в Калифорнию. Жеральдин не была уверена, что может зачислить Эми в список своих удач. Два ее действительно больших успеха были связаны с разведенными американками, которые смогли выйти замуж за французов, хотя из этих браков прочным оказался только один. Для сравнения: чего же добилась здесь Эми? Она на самом деле умный и наблюдательный человек, и, наверное, за несколько проведенных здесь месяцев ей удалось развить некоторые способности. Одетая по-новому, она выглядела более красивой; по-видимому, она научилась ценить искусство и еду; она также упоминала о том, что прочла несколько книг! Жеральдин также слышала, как она описала французскую погоду с помощью прилагательного grisaille.
Наиболее вероятным объяснением нынешнего счастливого вида Эми, решила Жеральдин, является то, что Эми может быть влюблена. И вдруг ей пришло на ум, что любовник Эми — это барон Отто! Должно быть, так и есть! Они оба были в Вальмери, потом в Сен-Гоне, и Отто так ответственно подошел к поручению Жеральдин и покорно отправился смотреть château. Она, определенно, вовсе не предлагала ему соблазнять эту девушку. Может быть, Отто видит Эми в будущем владелицей шале на лыжном курорте? Эта мысль показалась Жеральдин досадной, но она решила не расспрашивать его об этом. Что Эми делала, с кем она спала, что она покупала — это ее личное дело.
Эми было совершенно ясно, что сиять ее заставила любовь. Но кроме того, она еще испытывала облегчение, решив для себя проблему любви: она нашла подходящий объект для своего сердца. Эми благодарила судьбу за то, что главная драма ее жизни осталась позади. Если иногда, время от времени, ее будут одолевать одиночество, страдание и приступы невыносимого желания, она будет сбегать в Париж. Именно проникновение в суть происходящего с нею позволяло Эми излучать сияние внутреннего спокойствия. Она прошла сквозь неизвестное горнило, ощутила его силу и испытала страдание — и быть может, именно за этими глубокими и напряженными чувствами она и приезжала сюда.
