— Вот как? Французы меня изумляют. — Он нахмурился еще более сурово. — Думаю, я выпью виски и пойду спать. Руперт сможет все рассказать мне завтра. В котором часу он вернется?
— Наверное, днем, точно не знаю.
Поузи сообщила кое-какие подробности и не преминула отметить про себя, что, по мнению господина Осуорси, только Руперт мог считаться ответственным человеком в семье.
Господин Осуорси протянул свой саквояж мадемуазель Жафф.
— Нэ моглы ба вы отнэсты мой багаж? — сказал он на чистом британском варианте французского языка. — Je vais аи bar
[72]. Что ж, Поузи, не буду задерживать. Я знаю, как это трудно для вас.
Поузи почувствовала, что ее отправляют в постель, но подчинилась. Она подумала, что ей стоило рассказать господину Осуорси о существовании сестры, а может, он уже знает. Было совершенно ясно, что господин Осуорси видит ее насквозь и, конечно, знает о том, что она хотела переспать с месье Аббу, и помешает и всем остальным ее желаниям тоже. Она долго лежала без сна, надеясь, что Эмиль постучит в ее дверь, хотя ведь он не знал, в каком номере она остановилась, но она знала, что если бы он хотел, то мог бы придумать множество способов это выяснить.
Эми сидела в баре с Кипом и Джо Даггартом. Она заметила Поузи и смуглого симпатичного мужчину. Не знает ли Кип, кто это такой?
— Он был в больнице, — сказал Кип.
— Эмиль… как там его? Я его видел по телевизору, — заметил Джо Даггарт.
Эмиль «Как-там-его» был новеньким. Сегодня за обедом Эми сидела за одним столом с князем, пусть и румынским, и княгиней, пусть и американкой. В этом же национальность не угадывалась. Князь и княгиня, хоть и аристократы, выглядели иссохшими семидесятилетними старцами, у них были черные крашеные волосы, и они говорили по-английски с необычайным оживлением. С ними также обедал и Джо Даггарт. Эми нравилось, что она познакомилась со столькими людьми. Сейчас же она заметила, что на нее смотрят и ей кивают еще несколько обитателей отеля, и у нее появилось приятное ощущение: она не посторонняя и находится среди знакомых людей. Она понимала, что особенно впечатляться тут нечем: этим дружеским отношением она обязана не какому-то своему качеству, а просто тому, что она живет с ними в одном отеле; но ее изумляла простота, с которой можно войти в совершенно другой мир, о котором столько рассказывают. Сможете ли вы в нем остаться и захотите ли это сделать — это уже другой вопрос.
Конечно, она могла бы остаться подольше в том мире, где катаются на лыжах. Сегодня беспокойство, которое нависало над всей долиной с тех пор, как сошли лавины, стало понемногу исчезать, и у Эми временами появлялось то радостное ощущение своих безграничных возможностей, которое и должно быть у лыжников. Одно время в колледже она просто жила лыжами. Как раз тогда — как оказалось, случайно — она и познакомилась с сумасшедшими физиками и гениями от математики, которые потом позволили ей заработать целое состояние. Они тоже были лыжниками. Не раз ей приходилось ночевать на их компьютерной свалке: их квартира была заставлена жесткими дисками и пахла по-солдатски, но они могли вставать в три утра в Тахо, чтобы к девяти уже оказаться на склонах. С тех пор, однако, у Эми не находилось времени для катания на лыжах, и теперь она хотела снова почувствовать то потрясающее ощущение скорости и свободы, которое давали лыжи.
Она вспомнила о разговоре, состоявшемся за обедом.
— Мы слышали о вашем замечательном поступке, — сказала княгиня с изумительным американским акцентом.
Какую-то долю секунду Эми не могла взять в толк, о чем идет речь, о каком таком ее «замечательном поступке». Наконец догадалась: очевидно, речь о том, что она оплатила няню для Гарри. Интересно, как они об этом узнали?
— Как это прекрасно! — воскликнул князь.
— Так внимательно с вашей стороны! — поддержала его княгиня.
Эми, благодарная им за то, что они затронули эту тему, рассказала о состоянии сестры Кипа.
— Для него это так ужасно, — сказала она. — Его сестра в коме, а других родственников у него нет.
Все повернули головы и посмотрели на Кипа, который за своим столом пытался запихнуть еду в малыша.
— У нее дрожат веки, и это хороший знак, — продолжала Эми. — Врачи считают, что с ней в итоге все будет хорошо.
— А вы, дорогая, как сказал Робин, из Калифорнии?
Мало-помалу Эми стала чувствовать себя неуютно из-за их интереса к ее собственной персоне. Она знала, что думают о калифорнийцах и о жителях Силиконовой Долины.
— Вы бывали в Калифорнии? — спросила она, чтобы изменить направление разговора.
Они бывали в Кармеле и Монтерее, где князь играл в гольф в клубе на Пибл-Бич.
За обедом Эми ощутила то, что французы обычно называют l’esprit de l’escalier
[73], а англичане — «голова садовая». Эти выражения обозначают, что вы думаете уже после того, как эти мысли были высказаны вслух. Эми страдала от этого всю свою жизнь, даже не подозревая, что у этого порока есть название. И именно это не давало ей теперь покоя. Она вспоминала фрагменты разговора за обедом, и ее реплики казались ей крайне неуклюжими.
Один раз она спросила:
— На скольких языках должен говорить образованный человек?
Так она хотела положить начало легкой дискуссии (эту технику ведения общего разговора широко пропагандировали в Силиконовой Долине; Эми в основном относилась к ней пренебрежительно, но не могла о ней не знать).
— Говорить или читать? — переспросил Робин Крамли.
— Ну, разве это не одно и то же?
(Определенно нет, теперь-то она это понимала. Тупица.)
— Совсем нет, — ответила княгиня Маулески.
— Я еще действительно не начала заниматься французским. Планирую брать уроки в Париже, но я уже начала читать, — сказала Эми. (Две ошибки: непоследовательное замечание и рассказ о себе самой.)
— Думаю, четыре, — ответил на ее вопрос Робин Крамли. — Нужно бегло говорить на двух языках и читать еще на двух. Это минимум. Но мы, англосаксы, находимся в невыгодном положении: у нас нет способностей к языкам.
— На каких языках вы говорите? Я должна была сказать: «Какими языками вы владеете?», — поправилась Эми. — Так какими?
— Английским, французским и немного итальянским. Мне всегда хотелось прочитать Данте в оригинале, но со стыдом признаюсь, я этого так и не сделал. Конечно, я немного владею валийским языком, но его я не считаю. А вот каталанский… О, это смешная история — как я стал учить каталанский…
«О боже», — подумала Эми, сомневаясь, что осилит хотя бы два языка.
Потом, к ее теперешнему огорчению, она стала рассказывать им о методике Крейкса, позволяющей выучить четыре языка одновременно. Она надеялась найти учителя, обучающего по этому методу.
