Когда первый омар был порублен на куски, шеф-повар протянул второго телезвезде, господину Аббу. Мужчина взял омара и какое-то время смотрел на него, стараясь держать подальше от себя. Спустя несколько секунд он вернул его обратно.
— Не думаю, что смогу сделать это, — сказал он. — Знаю-знаю: как меня после этого можно считать французом? И все-таки я не могу.
Он улыбнулся. Эми подумала, что он невероятно хорош, если вам нравится такой тип мужчин, и она, несомненно, была восхищена нежеланием убивать, которое продемонстрировал этот человек. По-видимому, и все остальные члены группы дрожали при мысли, что следующими, кому шеф-повар предложит разделать омара, будут они. Очень быстро, с улыбкой, наполовину извиняющейся, наполовину презрительной по отношению к своим компаньонам, русская взяла своими сильными руками омара и разорвала его — щупальца, туловище, голова и хвост отдельно — и положила на стойку перед шеф-поваром, который продолжил работу, извлекая из клешней и хвоста омара мясо и измельчая частички панциря при помощи рукоятки своего орудия труда. За какие-то секунды то, что было живым — хотя и не наделенным разумом, как надеялась Эми, — стало простым набором ингредиентов для супа. Происшествие, во всяком случае, имело свою законченность, прямо по Дарвину. Это была жизнь, тяжелая и без прикрас, в этом и состоял черствый французский прагматизм, которому не хватало жалости к братьям нашим меньшим, замыкающим пищевую цепочку, особенно когда речь заходила об их знаменитой кухне.
Вот так, или почти так, прокомментировал ситуацию Робин Крамли, когда они с Эми сидели над крошечными чашечками супа из омара и по маленькому кусочку откусывали от котлеток из семги. Две группы учеников сидели в кухне за разными столами, и пока они ели, шеф Жафф читал им лекцию о том, что они должны оценить, снимая пробу. Эми обратила внимание, что Робин, очевидно, был на дружеской ноге с месье Аббу. Хотя каждый из них сидел со своей группой, мужчины поворачивались друг к другу, чтобы прокомментировать урок.
— Конечно, у нас в Англии есть Королевское общество защиты животных. Не знаю, занимаются ли они омарами, — с непослушным видом шептал Робин, — не говоря уже об организации «Люди за этическое обращение с животными», члены которой освобождают подопытных крыс. Полагаю, эти организации образовались в Англии, но, возможно, у вас в Штатах тоже есть такие?
— Может быть, гуманного способа убивать омаров не существует, — ответила Эми, которая всегда считала, что кипящая вода тоже выглядит очень жестоко.
Они вернулись на свои рабочие места. Эми сделала некоторые записи в тетради. Каждая фраза, слетавшая с уст Кристин, приносила новые свидетельства совершенной безграмотности Эми в основах кулинарии. Каждый француз знает больше, чем она. «Roux». «Relever»
[86] — немного подрумянить. Ну кто бы мог подумать, что панцири омаров надо измельчить и прокипятить? По ее венам пробежала волна удовольствия: она подумала о предстоящих ей уроках, на которых она откроет для себя массу нового, и о том, что она сможет теперь своими руками приготовить выпечку. Надо только постараться. Вот это открытие! Она поняла, что сможет стать отличным поваром.
Закончив объяснения, когда их головы и тетради были уже забиты знаниями до отказа, шеф Жафф отпустил их.
— Вы знакомы с мисс Хокинз? — обратился Робин к Эмилю, когда они поднимались по лестнице. — Эми, позвольте представить вам Эмиля Аббу.
Они находились далеко друг от друга и не могли пожать руки, но произнесли несколько слов, положенных при знакомстве, и вспомнили Жеральдин, но Эмиль при этом был довольно рассеян: он уже думал о рандеву с Поузи. До этого момента Эми думала, что мужчинами, которые казались лично ей привлекательными в постели, были ее инструктор по лыжам Поль-Луи и, как это ни странно, барон Отто. Она приписывала это гипнотизирующему воздействию злодеев наци из фильмов, которые она смотрела в детстве со своими друзьями: зловещие блондины в галифе и с кнутами для верховой езды, хотя, конечно, фильмы прославляли американских заключенных и храбрых британских шпионов. А теперь вот Эмиль Аббу. Ничего, мужчины сейчас не очень ее занимали. Интересно, мог бы барон Отто убить омара? Она чувствовала, что мог бы.
Несмотря на благоприятное впечатление Эми об Эмиле, тот смотрел на нее с неприкрытым недоброжелательством, к чему она не привыкла.
— Наслышан о вашем нежелательном вмешательстве в affaire
[87] Венна, — сказал Эмиль. — Мне не следовало удивляться. Невмешательство в чужие дела — не ваша сильная сторона.
— Вы имеете в виду самолет или сиделку? — спросила Эми, очень удивленная его придирчивым критическим замечанием и не понимающая, каким образом зять Жеральдин связан с Веннами.
— Самолет. Мэтр Осуорси рассказал мне, что вы организовали транспорт для отправки господина Венна в Англию, — ответил Эмиль. — Могу я узнать, в чем ваш интерес, или это просто типичная для американцев привычка вмешиваться в то, что их не касается?
— Мой бог! — воскликнул Робин Крамли.
— Они думают, что смогут спасти его в Лондоне… в надежде, что… — неуверенно попыталась объяснить Эми, застигнутая врасплох его словами. Кто может подвергать сомнению миссию милосердия?
— Этот человек мертв, мадемуазель. Вы похищаете труп. Полагаю, идея состоит в том, чтобы официально зарегистрировать его смерть в Англии и избежать французских налогов, и я удивлен, что уважаемая медицинская транспортная компания согласилась на это. — «Или что достойный уважения человек мог это организовать», — говорил его тон.
Мысль о том, что задумка с самолетом нужна была только для того, чтобы избежать уплаты налогов, потрясла Эми. Никто не говорил ей ничего определенного о состоянии Венна, а из того, что сказал Кип, она представляла себе, что он балансирует на грани жизни и смерти. Было ли это все просто бессмысленной тратой денег и времени, тщетной попыткой? Она не желала оказаться втянутой в сомнительную историю.
— Я пытаюсь помочь мальчику, Кипу, брату миссис Венн. Ему кажется, что остальные члены семьи не слишком обеспокоены ее состоянием, — сказала Эми.
— Ах, ну да, конечно. Если будет объявлено, что этот человек скончался в Англии, так будет лучше для него, то есть, точнее, для его сестры.
Эми сразу же поняла, что в деле есть обстоятельства, которых она на самом деле не понимает, и ей следует постараться узнать о них больше. Осуорси намекал на них, но они не показались ей важными.
— Возможно, я не очень хорошо информирована. Не могли бы мы попозже встретиться в баре и поговорить? — предложила она. — Буду очень вам признательна, если вы мне все объясните. — «А тем временем я переговорю с господином Осуорси», — подумала она про себя.
— Хорошо. Перед обедом, — согласился Эмиль, посмотрев на часы. — Давайте встретимся в баре, скажем, в восемь часов.
