— И что, по-вашему, вы будете делать? — спросила кассирша, увидев их газеты.
О чем она? Эми не догадывалась.
— Делать?
— В конце концов, люди должны получить компенсацию, — протестующе заявила она, потряхивая головой в знак осуждения людского вероломства, Эми в особенности. — Вы не можете вести себя так, как будто ничего не произошло.
Как и раньше, Эми почувствовала, что ее заставляют выступать от имени всех американцев, и она не знала, как ей сдержать свое негодование по поводу критики, звучавшей лично в ее адрес. Она не имеет никакого отношения к лавине, и все же ее заставляли брать на себя моральную ответственность за катастрофу, за самых разных людей, за всю нацию, которая тоже не имела к этому никакого отношения. Это был стереотип, навязанное представление. Они говорили «вы, американцы», как будто калифорниец — это то же самое, что житель Миссисипи. Разве они не знают о том, насколько огромна Америка и какая она разная? В любом случае, как можно говорить, что американцы имеют какое-то касательство к снегопаду в Альпах! Речь не о том, что она не американка, но она — это она, она сама, а не какой-то там невразумительный образчик, представляющий всех ее соотечественников. Она даже не голосовала за нынешнего президента — определенно нет.
И в то же время Эми знала, что должна стать выше ничего не значащих личных обид; раз критика была свойственна всем европейцам, она не была направлена лично против нее. Они винили всех американцев.
А теперь ей предстоит встретиться с месье Аббу и, без сомнения, выслушать другие критические замечания.
— Не хотите пойти со мной? — предложила девушка Крамли, когда они возвращались в отель, спрятав под парками газеты, чтобы защитить их от снега, который все еще не прекращался. — Кажется, вы лучше ладите с месье Аббу, чем я.
Глава 22
У месье Аббу, ожидавшего в баре свою новую знакомую, которую ему навязали на лестнице после урока кулинарии, вид уже был совсем другой. Теперь он казался расслабленным и помягчевшим. Он следил глазами за дверью, но любезно поднялся навстречу Эми, когда она вошла вместе с Робином. Они предпочитают ликер? Виски?
— В чем конкретно состоит ваш интерес, когда вы хотите отправить умирающего господина Венна в Англию? — спросил он Эми, сразу же перейдя к этой теме, как только их обслужили. — Поскольку это противоречит моим личным интересам, я все же хотел бы это знать.
— Эми — просто ангел, она помогает просто по доброте душевной! — воскликнул Робин. — И конечно же, Бромптонская больница хорошо известна в мире.
— Обязательно нужно иметь свой интерес? — поинтересовалась Эми. — Какой циничный взгляд на жизнь! Наверное, это очень по-французски.
Она не знала, почему этот человек провоцирует ее, вынуждает делать дискредитирующие замечания о национальностях, что было на нее совсем не похоже.
— У каждого есть свой интерес. Мой — это отчасти эгоистичное, отчасти альтруистическое желание увидеть, как разумные французские законы возобладают над английским хаосом, — заявил Аббу.
— Так-так, — вмешался Робин Крамли. — И в чем же, кстати, состоят юридические различия?
На лице Аббу появилось сосредоточенное выражение, как для телевизионной камеры, а в голосе — проповеднические нотки, и он пустился в объяснения.
— Различия вполне понятные. Когда дело доходит до завещания, англичанин, составивший себе состояние, может обеспечить любой каприз своего нетвердого ума: вознаградить горничную или оставить все приюту для кошек. Он может наказать любого своего неблагодарного или неудачливого ребенка, не оставив ему ни гроша.
— Совершенно правильно, — согласился Крамли.
— Во Франции закон ясно говорит о том, кто что получает: дети получают равные доли, супруг — только небольшой процент, наследуют даже родители, они даже пользуются приоритетом перед супругами, если нет детей. Франция учитывает то обстоятельство, что состояние должно оставаться в семье. Дети получают при этом справедливые доли, ни одно поколение не может лишить средств следующее поколение, что гарантирует надлежащий порядок и прогресс в обществе. Какая же система лучше? Несомненно, французская. В такой системе вынужденного равенства многим людям живется лучше, чем когда все предоставлено случайному капризу.
— Все это подавляет, — возразила Эми. — Почему тогда люди должны беспокоиться о том, чтобы хорошо относиться к своим родителям, если они все равно получат деньги?
— Вот это я называю циничным взглядом на жизнь. Это ужасный взгляд на вещи. Люди хорошо ведут себя по отношению к родителям из-за естественного доброго к ним отношения, они их любят.
Несмотря на то что Эмиль любил своих родителей, на каком-то этапе он стал их стыдиться: темнокожие немодные жители Магриба
[92], его мать с трудом удерживалась от того, чтобы не носить платок.
— Часто дети ненавидят своих родителей, никогда их не видят, отказываются с ними разговаривать, — напомнила ему Эми.
— Нет, если они знают, что получат деньги. В Англии наплевательски относятся к своим сыновним обязанностям. Во Франции мы уважаем своих родителей, как положено. Когда невозможно управлять детьми, угрожая им потерей наследства, можно быть уверенным в том, что если они хорошо относятся к родителям, то их чувства — это естественное, не показное проявление любви.
Так об этом Эми никогда не думала. Ее родители были вполне здоровы и жили в двух часах езды от нее, в Юкайе. Она знала, что ей следует чаще их навещать.
— Триумф французского законодательства в том, что он защищает французов, — продолжал Эмиль. — Не о всех законодательствах скажешь такое. Одни создавались для того, чтобы угнетать, другие — чтобы обогатить небольшую часть… — Неожиданно Эмиль оглянулся и быстро встал: — Разрешите представить вам мою жену, Виктуар, — сказал он.
К ним подходила миловидная, деликатная блондинка — вероятно, как правильно догадалась Эми, еще один отпрыск таинственного Венна.
— Mais oui
[93], вы же друг Матап
[94], — сказала Виктуар. — Она говорила, что я должна зайти к вам поздороваться. Она рассказала, что нашла для вас замечательную квартиру.
Те несколько секунд, что Виктуар говорила, дали Эми возможность расставить все по местам: Жеральдин Шастэн была матерью Виктуар, а Виктуар кем-то приходилась Веннам — да, сводной сестрой. Этот мужчина женат на Виктуар. Мир показался Эми уютным и маленьким, таким же, как Силиконовая Долина. Но как печально, что такая милая дочь Жеральдин замужем за этим хоть и красивым, но таким неприятным человеком!
После того как Аббу, он и она, ушли обедать, Эми еще задержалась в баре, чтобы просмотреть «Геральд трибюн», и стала вчитываться в заметки, имеющие отношение к лавинам. Там говорилось, что у американского госдепартамента состоялась небольшая демонстрация группы — их называли чуть ли не «грязными политиканами», — которая требовала полного отчета и открытости, когда речь идет об американских самолетах, базирующихся за границей, которые могут снова стать причиной несчастных случаев, и на этот раз — на территории ценных союзников. Источник сообщил газете, что правительство подвергает риску ни в чем не повинных американских туристов, не предупреждая их о растущей враждебности в тех местах, которые раньше были дружелюбны по отношению к американцам и где Америка спровоцировала катастрофы и смерть людей. Эми задумалась, хоть и не серьезно, о том, не относится ли к этим местам и Вальмери.
