Поль-Луи покраснел, как будто его ударили: он с ужасом подумал, что допустил бестактность.
— Я всегда буду вспоминать этот ланч, — стойко продолжала Эми светский разговор, но думая про себя о том, какой же религии на самом деле придерживается Эмиль.
— И я тоже, — поддержал ее Робин Крамли, с довольно неуместной романтической улыбкой посмотрев на Эми.
Но вероятно, только она одна обратила на это внимание. Она постаралась никак не реагировать, а лишь улыбнулась в ответ своей обычной, ничего не значащей улыбкой — так по-американски!
Руперт понял, что грусть Поузи не похожа на его собственную, вызванную удовольствием, неожиданно полученным здесь: чувство свободы и неги, которое они испытали в отеле, — все это было очень приятно, за исключением разве что обязанности быть у постели больного отца. И теперь его скучная работа в Сити и работа Поузи в магазине покажутся им еще более обременительными и неприятными. Приходится признать, что к удовольствиям быстро привыкаешь, и они развращают.
Ингредиенты раклетт были приготовлены и для американцев, принесли длинные вилки и на соседний стол водрузили еще два агрегата для приготовления этого блюда. Как только вторую вилку включили в розетку, все грили на столах, как один, вспыхнули и выключились, свет погас и музыка прекратилась. Оказалось, перегорели предохранители, находящиеся где-то в другом месте. Компания, собравшаяся за столиком Эми, уже насытившись, просто сожалела о случившемся, а вот голодные американцы развопились, что не смогут теперь получить свой заказ. Владелец заведения побежал куда-то, и суета и тревога продолжались довольно долго, по мнению Эми, гораздо дольше, чем в США, где можно было бы просто переключиться на другую сеть.
— Папа, наверное, уже в воздухе, — произнесла в темноте Поузи. — И господин Осуорси тоже уехал. Они могут быть в Лондоне прямо сейчас, а мы вот здесь.
Это замечание не требовало ответа. Появился официант. Он нес бокалы с ликером местного производства. Ликер, как объяснил официант, назывался «геннепи» и предлагался в качестве извинения за это неожиданное происшествие. На их тарелках застывал сыр. Голодные американцы добродушно запротестовали, и один из них, поднявшись со своего места, предложил помочь разобраться с ситуацией.
— Давайте-ка, мистер Фьюз
[110], — загалдели его товарищи.
— Да, господин Венн сейчас в воздухе благодаря мисс Хокинз, — проговорил Эмиль, — вне досягаемости причудливых французских законов. — Поузи и Руперту не надо было напоминать об этом аспекте плана с эвакуацией по воздуху.
— Должен сказать, что мы не совсем были убеждены в необходимости перевозки отца… в его состоянии, — сказал Руперт Эми.
Под «убеждены» надо понимать «довольны», говорил его тон. То есть: «Мы не совсем были довольны тем, что отцу придется ехать»; возможно, они колебались.
— Еще один пример одностороннего вмешательства американцев, без учета последствий их действий для остальных, — прокомментировал Эмиль.
— Почему вы просто не пришли и не сказали, что не хотите, чтобы вашего отца перевозили? — спросила Эми, снова начиная чувствовать, что на нее давят. Она уже устала от того, что этот человек никак не мог оставить ее в покое. — Я не понимаю этого постоянного умалчивания. Я просто старалась помочь. Ваш адвокат, господин Осуорси, сказал, что вашего отца еще можно спасти!
Только теперь до нее стало доходить, что, возможно, они вовсе и не хотели спасать отца. Какой наивной она была, что не поняла это сразу! Ну конечно, они же объясняли, что имеются какие-то особенности международного права, и теперь она наконец поняла, что благородный господин Осуорси пытался преодолеть препятствие в лице непокорной группы разочарованных предполагаемых наследников. Эми почувствовала еще большее почтение к их вежливому нежеланию что-либо говорить: в конце концов, сдержанность — это их известное национальное качество, которого они, даже если бы и захотели, не могли не иметь.
— Американцы обычно всегда проявляют доброжелательность, они пытаются оказывать помощь, — сказал Робин, то ли имея в виду американца, вызвавшегося чинить перегоревшие предохранители, то ли стараясь загладить свое замечание о голосах американок.
— Никому нет никакого дела до моей сестры, — неожиданно выпалил Кип. Заметив их удивленные взгляды, он продолжал, запинаясь: — Вчера она приходила в себя. Никто никогда о ней не говорит, с таким же успехом она могла бы быть просто большим куском сыра…. Она могла бы умереть, и никто бы этого не заметил…
Они взволнованно запротестовали:
— Но с ней все хорошо, мы все так беспокоимся…
— И о Гарри тоже. Гарри все-таки тоже человек. Он маленький, он не понимает, что происходит…
Эми, несмотря на всю симпатию, которую она чувствовала к этому мальчику, относила Кипа к категории подростков, то есть, так сказать, непонятливых и не поддающихся пониманию существ. Теперь же она посмотрела на него другими глазами. Он и раньше выражал такие чувства, но она думала, что тут ничем не может ему помочь, и поэтому почти не обращала на них внимания. Сейчас она видела в его глазах всю глубину его переживаний, сомнений и обиды. Остальные бормотали успокоительные слова, говорили, что думают о Керри все время, что с ней все хорошо, что ее перевозка ничего хорошего бы дать не могла и тому подобное.
— Если у Керри есть шанс, именно ее надо было отправить в Лондон. Именно так и делает MASH
[111]: спасатели вывозят на самолетах тех людей, у которых еще есть шансы, — настаивал на своем Кип.
Эми поняла, что, не уделяя достаточного внимания ситуации Кипа, она была абсолютно не права. Это ее вина. Она верила словам врачей о Керри, которые Кип ей пересказывал.
— Я уверен, мы все заслужили эту взбучку, она пойдет нам на пользу, — сказал Эмиль, но он был единственным, кто хоть как-то признал свою вину, да и то искренность этого признания вызывала сомнения.
Поскольку сидение без света затянулось, американские военные встали из-за стола и, по-видимому, пошли помогать мистеру Фьюзу в его трудной работе. Поскольку в группе Эми никто не разбирался в электричестве, все пассивно сидели и ждали, мрачно созерцая сырные пузыри, застывающие на их тарелках. Несмотря на высказывание Эмиля, между двумя столами начало зарождаться чувство товарищества, особенно между американцами и мадам Шатиньи-Дове, сидевшей к ним ближе всех. Она передала им на стол немного картошки и корнишонов.
— Чтобы спасти вас от голодной смерти, — игриво засмеялась она.
Наконец свет снова загорелся, и грили заработали. Американцы подошли к их столу, чтобы поделиться мыслями по поводу доисторической проводки, с которой им никогда раньше не приходилось иметь дело. Благодарный владелец ресторанчика обслуживал их с преувеличенной любезностью, налил им огромные бокалы своего крепчайшего ликера из кустарника, похожего на маленькую сосну. Сыр наконец растаял, и разговоры возобновились. Мари-Франс и Руперт вступили с американцами в более содержательный разговор и узнали, что те действительно приехали наблюдать за погодными условиями и осуществлять программу по предупреждению схода снежных лавин в этом районе.
