— Нет, в чем дело? Вы можете сказать мне сейчас.
— Керри ведет себя очень странно, агрессивно, она несчастна из-за смерти мужа.
— Вполне понятно.
— Мы утром поговорим.
Эми пошла искать Кипа.
— Американская культура… звучит как оксюморон
[176], — говорил Эмиль кому-то по-английски. — Как бы сильно они ни хотели этого, какой бы скучной и однообразной ни была их жизнь без нее — отсюда и их одержимость деньгами, — они не доверяют культуре в европейском смысле слова. Подумайте об их бесчеловечном обращении со своим самым блестящим писателем, гениальным Эдгаром По, которым они пренебрегают.
Впервые Эми услышала, что кто-то считает По самым выдающимся американским писателем. Того самого По, который написал «Сердце-обличитель»? Действительно, она еще помнила, как читала этот рассказ в начальной школе, и это было больше, чем могли вспомнить остальные. Она решила попросить Сигрид найти биографию По и проштудировать ее как следует.
В девять часов гости стали разъезжаться на обед. Эми дождалась, когда все уйдут, чтобы поблагодарить Жеральдин от всей души и отдельно пожелать спокойной ночи Виктуар, к которой она испытывала симпатию и сочувствие с тех пор, как увидела слезы в ее глазах в дамской комнате в отеле. Сегодня вечером, как и тогда, Виктуар проявляла чудеса самообладания и красоты, которую называют soignée
[177] («тщательно продуманной», «холеной»), но, как и тогда, она думала о другом, хотя и идеально играла роль дочери хозяйки дома (jeune fille de la maison
[178]), которая предоставляет своему мужу вести серьезные разговоры с политиками и бизнесменами.
Дети Виктуар, что было так непохоже на обычное поведение детей у себя дома, являлись воплощением некой французской концепции детства: они подставляли взрослым щечки для поцелуев и произносили «Bonjour, madame»
[179] как полноправные участники вечера. Эми восхищалась тем, что их не отослали сидеть с няней и что за оказанное им доверие они платили хорошим поведением. Благодаря Гарри Эми знала теперь о детях больше, чем раньше; она еще не была уверена, чтó чувствует к детям вообще, и была рада испытать настоящий прилив нежности к этим прелестным смуглым девчушкам. Семья Аббу, кажется, воплощала собой некий идеал семьи, не вполне американский, больше в платоническом смысле: зять вносит свой вклад в семейное предприятие, даже если зять — это друг тещи. В Пало-Альто воскресным днем ребята смотрели бы футбол.
— Мне было приятно, bien sûr
[180], и спасибо вам за чудесные тюльпаны. Вы решили, что у нас мало цветов?
Кип по-прежнему избегал Эми, и в конце концов она заговорила с ним об этом.
— Почему ты от меня прячешься?
— Я не прячусь, — был ответ.
— Это как-то связано с Керри? — спросила Эми, припоминая только что сказанное ей Осуорси.
— Я ничего не могу поделать, если она кажется странной, — уклончиво ответил Кип.
Эми решила не настаивать. Скоро она все узнает у господина Осуорси. Она предложила Кипу пообедать с ней после приема у Жеральдин, отчасти подозревая, что ему хочется вернуться в школу как можно позже, и желая немного его подбодрить, отчасти потому, что не хотела, чтобы Отто провожал ее домой. И действительно, Отто ждал ее на улице и, даже если он и был разочарован, увидев Кипа, не показал этого, а взял ее за руку и стал болтать с ними обоими. Они пообедали в маленьком ресторане на острове Сен-Луис Кип казался не в своей тарелке — возможно, из-за присутствия барона — и быстро управился с обедом. Эми понимала, что ему, должно быть, одиноко, с ним не было даже Гарри, чтобы поговорить, что объясняло его немногословность, когда он рассказывал о своем французском классе и о проблемах, связанных с тем, что его французские сверстники продвинулись в математике гораздо дальше, чем он, хотя в компьютерах они значительно отставали. Наконец он поделился некоторыми своими мыслями относительно Керри.
— Они не разрешат ей поехать домой, — сказал он. — Ее château, в котором она жила, — говорят, что ей теперь нельзя туда входить.
— Почему?
— Потому что он больше не ее. Его получили Поузи и остальные. Может, они и позволят ей остаться, но это зависит от того, что подписал Адриан, или от чего-то в этом роде.
— Разве Гарри не получит свою долю? Они не могут просто выкинуть Гарри на улицу. Во всяком случае, они кажутся такими милыми, трудно поверить, что… — сказала глубоко потрясенная Эми. — Позволь мне все выяснить. — Она думала, что, вероятно, Поузи и Руперт не поняли, что Керри некуда идти. — Я могу позвонить господину Осуорси. Он, наверное, просто не подумал об этом.
В одиннадцать они проводили Кипа в метро, а Отто проводил Эми домой через внутренний двор Лувра и мост Рояль. Огни фонарей, освещавшие другие мосты, отражались в черной воде реки. Речные трамвайчики заливали их мощными огнями. Он поднялся вместе с ней наверх — это ее не удивило, и смешно, но она на это надеялась; хотя она и не планировала спать с ним, у Жеральдин его знакомое лицо в море незнакомых французских лиц, худощавых, ухоженных, побывавших в руках опытных парикмахеров, вызвало у нее теплое чувство. Она и сама чувствовала себя одинокой. Он выразил восхищение ее новой квартирой в экспансивных, несколько профессиональных выражениях:
— Гм, окна на север, но у вас будет солнце на кухне и в спальне. Хорошо, что спальня выходит не на набережную. Очень приятный цвет — как вы его называете?
— Бирюзовый, — сказала Эми. — По-французски это звучит как-то по-другому. Он скопирован с Большого Трианона.
— Нам надо поговорить, — сказал он, благоговейно глядя на этот такой продуманный, натуральный цвет.
— Чего-нибудь выпьете?
— Это Фенни, — начал он, когда они сели. — Моя жена. Как вы знаете, с ней все непросто. Я не знаю, как бы мы смогли продолжить, мы с вами. В будущем она собирается приезжать в Париж вместе со мной… В общем, она здесь, в отеле «Дю Лувр». Я сказал ей, что у меня деловая встреча… Мне показалось, я должен встретиться с вами, прежде чем… прежде чем мы чересчур сильно привяжемся друг к другу. Больше чем привяжемся.
Взволнованная, Эми стала уверять его, что она вовсе к нему не привязана, и это было бестактно и даже не совсем правда. Теперь, когда он исключил эту возможность, она поняла, что подсознательно, возможно, хотела снова спать с ним во время его приездов в Париж, не говоря уже о зимних месяцах в Вальмери. Она могла представить себе будущие случайные встречи, сопровождаемые надежными советами специалиста по недвижимости, и в перспективе, возможно, шале… В конце концов, он единственный ей открылся. Он был одет в облегающий сюртук с серебряными пуговицами. Она улыбнулась, чтобы скрыть противоречивые чувства, которые ею завладели, и сказала, что она все понимает. Барон Отто засиял от облегчения, что сцена отменяется, и выпил послеобеденный ликер gennepi, который Эми привезла с собой из Альп.
