Я нетерпеливый пациент. Я становлюсь раздражительным. Я молчу. Я не раздосадован на лечение, физиотерапевтов и клубных врачей. Я просто хочу выйти и участвовать в тренировочных играх, как все остальные. Я извиняюсь перед Робом за свой скверный характер.
– Не заморачивайся, приятель, – отмахивается он. – Сердиться из-за того, что не играешь – лучше, чем не беспокоиться об этом.
Хуже всего, что реабилитация творит в моей голове кавардак. Я чувствую себя покинутым. Я скучаю по шуткам и подколкам в раздевалке. Поскольку я еще не готов играть, я даже не могу отправиться в отель вместе с остальными парнями перед матчем с «Челси». Я должен остаться дома и поехать следующим утром на базу для скучных восстановительных процедур.
Тем не менее все могло быть хуже. Наш полузащитник Оуэн Харгривз перенес операцию на обоих коленях и не играл 18 месяцев. До травмы он был в основе сборной Англии и «Юнайтед». Он пропустил так много – не представляю, как он прошел через это. Мне плохо спустя несколько дней; думаю, я сойду с ума, если не смогу играть в футбол полтора года.
Однако странно другое: игрок будто становится третьим лишним, когда серьезно травмирован – как Оуэн, например. Футболисты покидают расположение клуба и проходят реабилитацию самостоятельно: Майкл отправился в Америку, Андерсон порвал крестообразные связки месяца два назад, и с тех пор я его не видел. Он часто проходит курс в Португалии. Физиотерапевты «Юнайтед» остаются на связи с ребятами, но в клубе о них на время забывают. Когда они возвращаются, чтобы приступить к тренировкам, это похоже на небольшое воссоединение.
Я считаю, что Менеджер оставляет нашу реабилитацию на усмотрение врачей, потому что у него хватает других забот. Ему необходимо думать о тех игроках, которых он может поставить в состав. Физиотерапевты сообщат, когда кто-то вроде Оуэна или Андерсона снова готов тренироваться, и таким образом он решает, когда их вернуть. Он спрашивает меня, как я себя чувствую на этой неделе, потому что есть надежда, что я смогу выйти на поле против «Баварии». Но на субботний матч против «Челси» на «Олд Траффорд» точно не попаду. Душераздирающий вердикт, потому что этот матч – один из важнейших в сезоне. Судьба чемпионства решается между нами; мы на первой строчке в таблице, но в случае победы «Челси» выберется на наше место. Победитель получит огромное психологическое преимущество в гонке за титул.
Я бы хотел сыграть.
Когда наступает суббота, я смотрю матч из ложи на трибуне. Перед стартовым свистком я был на взводе и очень нервничал. Я снова был просто болельщиком – как несколько лет назад, когда мы встречались с «Барселоной». Это, пожалуй, нервирует еще больше, чем сама игра. Когда звучит стартовый ствисток, ощущение становится еще хуже, чем в то время, когда я ходил на тренировки и не работал с мячом – главным образом потому, что мы уступаем 1:2. Но еще это дико раздражает. У меня нет возможности повлиять на счет. Я беспомощен; ничего не могу сделать, чтобы изменить результат и помочь моим товарищам одержать победу. Я пытаюсь сохранить счастливое лицо, когда после матча встречаю остальных парней, но это тяжело. «Челси» обошел нас в лиге. Мы были обязаны брать три очка сегодня.
Надеюсь, мне не придется долго ждать моего следующего матча.
Я бы хотел сыграть.
* * *
– Хорошие новости, – говорит Роб несколько дней спустя. – Ты вернешься в строй через неделю – аккурат к домашней игре против «Баварии».
Я счастлив. Менеджер тоже доволен, но у него есть план. Он хочет, чтобы я носил защитный ботинок чуть дольше.
– Особенно когда ты покидаешь базу, Уэйн. Я хочу, чтобы скауты «Баварии» думали, что ты не сможешь участвовать в ответной игре.
Хитро. Но ботинок причиняет неудобства: хоть я и не чувствую ничего, когда хожу, он очень топорный и мешается.
– Это не помешает мне заниматься повседневными делами, – говорю я Колин, снимая ботинок после того, как неловко протиснулся в дверь. Я в этом уверен. На следующий день дома заканчивается молоко для Кая. Колин уехала на целый день, поэтому приятель подвозит меня на заправку. Парень за прилавком впадает в ступор, когда видит меня, идущего на костылях к стойке, а в руках у меня корзина, полная бутылок обезжиренного молока и пачка подгузников для Кая.
* * *
Я могу снимать ботинок на закрытой тренировке, но все еще не могу бегать с мячом или нагружать лодыжку. Очень важно поддерживать физическую форму, чтобы, когда стопа окончательно восстановится, я был готов. Вместо того чтобы играть, я иду на специальную беговую дорожку, которую клуб установил в маленьком бассейне. Вода поддерживает меня, пока я бегаю, а камеры снимают, как я ставлю ноги. Это тяжелая работа.
Я прохожу кардиотест. Я отправляюсь на велотренажер и выполняю множество изнурительных занятий с физиотерапевтом: пять тысяч метров, две тысячи, одна, пятьсот метров, двести метров. Я кручу педали так быстро, как только могу, и мое сердце готово выскочить в любую секунду. Как ни странно, больше всего изматывают именно короткие спринты. Поездка в 200 метров занимает всего десять секунд, но после этого все чувствуют тошноту. Мы с Дарреном заканчиваем сессию; нам нужно прилечь в раздевалке, потому что чувствуем, что иначе нас вырвет. Смотрюсь в зеркало – я белый как полотно.
Возвращение к полноценным занятиям приносит облегчение, но в первый день работы с мячом в голове у меня творятся странные вещи. Я полон смешанных чувств. Я просыпаюсь утром в предвкушении того, что наконец-то могу играть. Но я немного волнуюсь – хочу пройти эту тренировку без неприятных ощущений и приступов. Я не хочу снова оказаться в лазарете, но избегать стыков и рывков тоже не собираюсь. Вероятность получить травму повысится, если я буду сдерживать себя. Я ни за что не позволяю мыслям о повреждении появляться у меня в голове, когда я на поле. Я даже готов получить травму ради гола. Если это означает «боль в обмен на три очка», я готов, буду играть через боль, нет проблем.
Травмы не влияют на мой подход к игре, но я могу себе представить, каково это было для таких игроков, как Эдуардо, Аарон Рэмзи (оба из «Арсенала») или наш бывший игрок Алан Смит. У них были ужасные переломы ног. Должно быть, возвращение на поле после такого заставило их поволноваться. Уверенность после такого приходит не сразу.
Я помню травму Алана, потому что это было страшно. Она произошла в игре против «Ливерпуля». Он пытался заблокировать удар и неудачно приземлился. Подбежал физиотерапевт, но никто не думал, что произошло нечто серьезное – это выглядело как незначительный инцидент. Когда я подошел к сумке, чтобы взять бутылку с водой, меня чуть не вывернуло: ступня Алана смотрела в противоположную от лодыжки сторону. Ужас.
Первое, что я замечаю на поле, если такая травма случается, – впечатление от нее меняет настроение в игре. Это потрясает футболистов. В тот день «Ливерпуль» победил, но все думали только об Алане. Такой перелом мог закончить его карьеру. Никто не обсуждал матч в раздевалке.
Тренировки проходят без сучка без задоринки, хотя моя лодыжка все еще дает о себе знать, но к тому времени, когда наступает день игры, я даже не думаю о боли. Я думаю о том, чтобы вывести нас в полуфинал Лиги чемпионов. Я уверен в победе. Мне очень хочется играть, хотя и не готов на 100 %. Это странно: на тренировках я могу ускоряться, но не могу резко останавливаться и разворачиваться. Как будто у меня больше нет тормозов.
