Эта дипломатическая уступка была воспринята в Петербурге как серьезное поражение, вызвав возмущение общественности и еще больше пошатнув и без того неустойчивый гражданский порядок в России
. Поднявшаяся волна народовольческого терроризма, завершившаяся убийством Александра II 1 марта 1881 г., зловещим образом напомнила предсказание, которое цесаревич Александр Александрович услышал от своего наставника Константина Победоносцева: «…народ будет видеть в этом мире [Берлинском договоре] позор для русского имени, и я предвижу горькие бедственные от него последствия внутри России»
.
* * *
Александр III казался полной противоположностью своему отцу. Бесстрастный и лишенный воображения, но наделенный некоей природной проницательностью, глубоко консервативный самодержец олицетворял собой многие качества архетипичного «мужика». Новый царь был категорически не согласен со своим предшественником в вопросах внутренней политики и обратил вспять или по крайней мере приостановил ряд реформ своего отца. В то же время он полностью разделял мнение отца о том, что необходимо избегать войны. Подводя итог правления Александра III, один из чиновников Министерства иностранных дел описал цель его дипломатии следующим образом: «Поставить Россию в такое международное положение, которое позволило бы ей успокоиться, оправиться от пережитого ею страшного удара и направить затем все свои силы на национальное возрождение и на внутреннее устроение… Внешняя политика императора Александра III была по преимуществу политикой мира»
. В этом император добился успеха. С умелой помощью министра иностранных дел Николая Карловича Гирса Александр III установил своеобразный рекорд, не ввязавшись ни в один вооруженный конфликт на протяжении тринадцати лет своего царствования.
Сын почтмейстера-лютеранина, Гире был совсем не похож на дилетантов-аристократов, традиционно доминировавших в Министерстве иностранных дел
[64]. При этом у него был богатый опыт службы за границей, и, по оценке одного историка, он был, «возможно, наиболее опытным и способным государственным деятелем своего времени в Европе после Бисмарка»
. Как и его государь, Гире в первую очередь был заинтересован в стабильности, и он проводил политику умеренности и сдержанности, избегая, по его словам, «бесполезных и неуместных осложнений»
. Будущий канцлер Германии граф Бернгард фон Бюлов отмечал: «Гире отчетливо понимает, что иностранное поражение приведет Россию к революционным потрясениям такого масштаба, что Парижская коммуна покажется по сравнению с ними детской забавой»
. Единственным вопросом, по которому министр иностранных дел серьезно расходился во взглядах с царем, было решение вступить в союз с французами в начале 1890-х гг., однако он послушно исполнил пожелания Александра.
Александр III остановил продвижение России в Азии. Если не считать нескольких стычек с афганцами на Памире, его армии в основном стояли без дела. Вместо этого новый царь обратил внимание на внутреннее развитие своих владений. Его самое честолюбивое предприятие — начало строительства Транссибирской железной дороги в 1891 г. От этого проекта, отчасти вдохновленного Трансканадской железной дорогой, которая создала новые города, принесла в прерии процветание и способствовала объединению нации, ожидали таких же благ для обширной российской колонии
. Что еще более важно, этот проект должен был способствовать усилению военного контроля над тихоокеанскими территориями.
Россия Александра III не стремилась продвинуться дальше своих границ на Дальнем Востоке. Когда в середине 1880-х гг. представилась возможность захватить незамерзающий порт в Корее, Петербург устоял перед соблазном, понимая, что такой шаг потребует слишком больших усилий от войск на Тихом океане
. В то же время Гире был слишком сильно обеспокоен агрессией со стороны Китая, чтобы размышлять еще и над возможностями дальнейшей территориальной экспансии
[65]. Как уже говорилось, и министр, и царь не вняли настоятельным призывам Пржевальского к завоеванию. Несмотря на укрепившуюся дружбу с Францией, Гире даже отказал просьбе из Парижа в 1891 г. подписать протокол о защите христианских миссионеров в Китае, ссылаясь на то, что Россия должна вести себя там осмотрительнее
. Какое-то время казалось, что престиж России в Китае падает. Один из царских дипломатов вспоминал, что за несколько лет, предшествующих 1891 г., престиж России в Китае заметно упал и менее сильные державы ее обогнали
.
Гире все же попытался улучшить положение, назначив компетентного представителя к цинскому двору в 1891 г.
. Новый посол, граф Артур Павлович Кассини, имел большой опыт службы при немецких дворах и пользовался большим уважением своих коллег
[66]. Граф Владимир Николаевич Ламздорф, один из его начальников, был доволен этим назначением, отмечая: «Он очень остроумен и тонкий наблюдатель»
. Внук итальянского дипломата, поступившего на русскую службу в царствование Александра I, Кассини был космополитом старой школы. Он безупречно говорил по-французски, с акцентом — по-русски и, несмотря на хорошее владение английским языком, настаивал на присутствии переводчика, когда имел дело с англоязычными коллегами
. Личная жизнь Кассини, которую один из гостей Пекина охарактеризовал как «скандальную хронику», не мешала ему очень умело вести дипломатическую интригу в сложной обстановке. Благодаря во многом ему Россия сумела восстановить свою репутацию в Китае
.
[67]
Во время правления Александра III считалось важным избегать войны за границей, чтобы наладить внутренние дела. И все же, подавляя экспансионистские устремления своих наиболее агрессивно настроенных подданных, «царь-миротворец» не искоренил окончательно их имперские мечты
[68]. На протяжении его правления эти устремления претерпели крупные изменения. При Александре II Центральная и Восточная Азия служили предохранительными клапанами для честолюбивых генералов, недовольных невозможностью завоевать Османскую империю после Крымской войны. Если перефразировать одного ученого, эти кампании являлись выражением «компенсаторного империализма»
.
