Но для всего местного сообщения и для большей части перевозок массовых грузов тогда, так же как и теперь, пользовались грунтовыми дорогами. Дороги, отвратительные по сравнению с современными, безотносительно были не так уж плохи. В сухую погоду пользовались фургонами, и во всякую погоду – караванами вьючных лошадей.
Где это было возможно, торговые маршруты проходили по меловым и другим твердым породам почвы, из которых состоит большая часть поверхности Англии, в болотистых или глинистых местностях перевозки совершались по гатям; при отсутствии сколько-нибудь деятельной дорожной администрации некоторые из таких гатей устраивались купцами, которые в них нуждались. Леленд упоминает гать между Уэндовером и Эйлсбери: «Иначе дорога в сырую погоду по вязкой глинистой низине была бы труднопроходима». Но даже в отношении перевозок тяжелых грузов на далекие расстояния господствующее положение водных путей по сравнению с гужевыми не было повсеместным явлением. Например, Саутгемптон развился как порт, обслуживающий Лондон. Некоторые виды товаров перегружались регулярно в Саутгемптоне и отправлялись далее в столицу по гужевым дорогам, чтобы избавить суда от необходимости объезжать вокруг Кента.
Глава VI Англия времен Шекспира ( 15 64 – 1616 )
После экономических и религиозных волнений среднего периода эпохи Тюдоров наступил золотой век Англии. Золотые века не бывают сплошь из золота, и они никогда не долговечны. Но Шекспиру посчастливилось жить в самое лучшее время и в такой стране, где, не зная почти никаких помех и всесторонне поощряемые, могли развиваться высшие способности человека. Лес, поля и город – все они были тогда подлинным совершенством и были необходимы для создания совершенного поэта. Его соотечественники, еще не закабаленные машинами, были вольными творцами и созидателями. Их умы, освобожденные от средневековых оков, еще не были опутаны пуританским или каким-либо другим современным фанатизмом. Англичане эпохи Елизаветы были влюблены в самое жизнь, а не в какой-то теоретический призрак жизни. Широкие слои общества, освобожденные теперь от гнета нищеты, чувствовали подъем душевных сил и выражали его в остроумных изречениях, музыке и пении. Английский язык достиг полнейшей красоты и силы. Мир и порядок наконец воцарились во всей стране, даже во время морской войны с Испанией. Проводившаяся до тех пор политика страха и угнетения на несколько десятилетий стала более простой и сводилась к служению женщине, которая была для своих подданных символов их единства, процветания и свободы.
Ренессанс, задолго перед этим переживший снова весну на своей родине в Италии – где теперь жестокие морозы погубили его, – достиг наконец, хотя и с опозданием, своего торжествующего лета на этом северном острове. Во времена Эразма Ренессанс в Англии ограничивался кругом ученых с королевского двора. Во времена Шекспира он, в некоторых от
[31]ношениях, дошел до народа. Библия и классическая культура древнего мира больше уже не оставались достоянием немногих ученых. Благодаря классическим школам классицизм проникал из кабинета ученого в театр и на улицу, из ученых фолиантов в народные баллады, которые знакомили самые простонародные аудитории с «Тиранией судьи Аппия», «Злоключениями царя Мидаса» и другими великими сказаниями греков и римлян. Древнееврейский и греко-римский образы жизни, воскрешенные из могил далекого прошлого волшебством науки, стали понятны англичанам, которые воспринимали их не как мертвый археологический материал, а как новые области воображения и духовной силы, которые свободно смогут найти свое преломление в современной жизни. В то время как Шекспир превращал «Жизнеописания» Плутарха в своего Юлия Цезаря и своего Антония, другие использовали Библию как основу для создания новых форм жизни и мышления религиозной Англии.
И в эти плодотворные годы царствования Елизаветы «узкие моря», в бурях которых английские моряки закалялись в течение столетий, расширились в беспредельные океаны мира; здесь на вновь открытых берегах отважная и предприимчивая молодежь искала в торговле и сражениях романтических приключений и добивалась богатств. Молодая жизнерадостная Англия, излечившаяся наконец от навязчивой идеи Плантагенетов завоевать Францию, осознала себя как островное государство, судьбой связанное с океаном, с радостью почувствовавшее после бури, которую несла ей Армада, свою безопасность и свободу, которую могли дать ей охраняемые моря; тогда еще бремя далеких земель империи не лежало на ее плечах.
Разумеется, была и оборотная сторона всего этого, как бывает во всякой картине человеческого благополучия
иповедения. Жестокие нравы прошлых столетий не могли быть изжиты легко и быстро. Заокеанская деятельность англичан Елизаветинской эпохи не считалась с правами негров, которых они увозили в рабство, или с правами ирландцев, которых они грабили и убивали; даже некоторые из благороднейших англичан, такие, как Джон Хокинс на Золотом Береге и Эдмонд Спенсер в Ирландии, не отдавали себе отчета в том, посеву каких семян зла они способствовали. Да и в самой Англии женщине, преследуемой соседями, считавшими ее ведьмой; иезуитскому миссионеру, четвертуемому живым на эшафоте; унитарианцу, сжигаемому на костре, и пуританину-диссиденту, которого вешали или «заковывали в железные оковы в страшных и отвратительных тюрьмах», – всем им мало радости принесла эта великая эпоха. Но в елизаветинской Англии такие жертвы были не так многочисленны, как в других местах Европы. Мы избежали пучин бедствий, в которые были ввергнуты другие народы: испанской инквизиции, массовых мученичеств и убийств, которые обратили Нидерланды и Францию в место кровавой бойни, совершаемой во имя религии. Наблюдая все это через Ла-Манш, англичане радовались, что живут на острове и что мудрая Елизавета – их королева.
Как некогда исследователь старины Леленд объехал Англию Генриха VIII и записал свои наблюдения, так величайший из всех наших исследователей Уильям Кемден объездил счастливое королевство Елизаветы и увековечил его в своей книге «Британия». Незадолго до него священник Уильям Гаррисон и после него путешественник Файнс Морисон оставили нам картины английской жизни своего времени, которые можно с удовольствием сопоставить с еще более живыми и блестящими образами Шекспира.
По всей вероятности, численность населения Англии и Уэльса к концу царствования королевы превышала четыре миллиона, то есть равнялась одной десятой части ее современного населения. Более четырех пятых населения жило в сельской местности, но значительная часть его была занята в промышленности, поставляя деревне почти все необходимые ей промышленные товары или работая на более широкий рынок в качестве ткачей, горнорабочих, рабочих каменоломен. Большая часть населения обрабатывала землю или разводила овец.
Даже многие из городского населения, составлявшего меньшую часть населения страны, уделяли земледелию хотя бы часть своего времени. Провинциальный город средней величины имел до 5000 жителей. Города не были перенаселены, и в них было много красивых парков, фруктовых садов и хозяйственных построек, перемежающихся с рядами мастерских и лавок. Некоторые небольшие города и порты находились в состоянии упадка. Отступление моря, занесение илом русла рек, увеличение размеров кораблей, требующих более обширных гаваней, продолжающееся перемещение суконной и других мануфактур в деревни и хижины – все это было причинами упадка некоторых старых центров промышленности и торговли.
