Еще отчетливее христианская тема звучит в статье 983 г., повествующей об убиении язычниками варягов-христиан, отца и сына, дом которых находился там, «идеже есть церкви святая Богородица». Такое уточнение может указывать на обработку статьи позднейшим редактором. А может быть и ее органической частью, если учесть, что летопись Владимира окончательно сложилась к 996 г. В пользу второго предположения как будто свидетельствует и тот факт, что летописец, рассказав о зверствах язычников, убивших ни в чем не повинных отца и сына, пустился затем в пространное рассуждение о происках дьявола, который «тщашеся погубити родъхрестьянский». Особый интерес представляет сюжет об апостолах, который указывает на относительно раннюю дату этой христианской проповеди. «Аще и тѣломъ Апостоли не суть сдѣ были, но ученья их аки трубы гласят по вселенѣй в церквахъ».
[37]
Нечего и говорить, что такое признание церковного летописца резко диссонирует с преданием о посещении апостолом Андреем Киева и Руси, рассказанным автором «Повести временных лет». Как считают исследователи, эта легенда была написана в 70-е годы XI в. при дворе Всеволода Ярославича и фактически канонизирована Русской православной церковью.
[38] Вряд ли после этого кто-либо осмелился бы подвергнуть ее сомнению.
Возникает закономерный вопрос, как летописцы конца XI — нач. XII в., будучи лицами духовного звания, грубо говоря, проморгали такой еретический пассаж их более раннего коллеги? Сколько-нибудь удовлетворительного ответа на него у нас нет. Разве что признать, что их редакторско-цензорская строгость не была абсолютной.
Начиная со статьи 986 г. и вплоть до статьи 996 г., главной темой летописца является христианизация Руси. Она звучит в сказаниях о выборе веры Владимиром, о походе его на Корсунь и крещении там, о принятии Русью христианства, о воздвижении величественного христианского храма — Десятинной церкви в Киеве. Это как бы единая большая повесть о приобщении Руси к христианской цивилизации, написанная одним автором, несомненно, современником этих кардинальных преобразований, а возможно, о чем скажем ниже, и их непосредственным участником.
Разумеется, эти древние тексты не сохранились в авторской чистоте. Впоследствии они подверглись редакторской обработке. Особенно заметно участие в подобной работе автора «Повести временных лет». Это ему принадлежат слова: «Се же не свѣдуще право, глаголють, яко крестилъся (Владимир. — П. Т.) есть в Киевѣ; инии же рѣша: в Василеве; друзии же инако скажють».
[39] Упрек несведущим, не знающим, где принял крещение Владимир, очень напоминает аналогичный упрек тем, кто не хотел признавать княжеское звание Кия. Не исключено, что и пространные церковные проповеди, являющиеся своеобразным обобщением рассказов о реальных событиях крещения Владимира и Руси, также прибавлены им. Особенно это относится к воздаянию благодарности и прославлению Бога в летописной статье 988 г. Текст этот стилистически перекликается с «Житием Феодосия».
Поздней вставкой является также рассказ о 12 сыновьях Владимира. К 988 г. многие из них еще не родились, не говоря о том, чтобы могли быть посланы на княжеские столы. Конечно, для летописца конца X в. такой текст немыслим. Это взгляд из будущего, которое уже не очень помнило порядок старшинства Владимировых сыновей.
Придачей к своду 996 г. следует считать и статью 997 г., в которой рассказывается об осаде печенегами города Белгорода. Фольклорное происхождение предания, повествующего о необычайной хитрости белгородцев с кисельными колодцами, позволяет предполагать его относительно позднее включение в летопись.
Б. А. Рыбаков, подводя итог изучению летописного свода 996 г., пришел к выводу, что его состав нам, вероятно, никогда не удастся установить. С этим можно согласиться. Однако это не значит, что такие попытки в будущем не могут привести хотя бы к локальным успехам. При этом, разумеется, неизбежным окажется столкновение с устоявшимися и обретшими силу непреложных истин историографическими традициями.
К таким относится вывод о сравнительно позднем, не ранее конца XI — нач. XII в., включении в летопись текстов русско-византийских договоров. Аргумент простой и на первый взгляд совершенно убедительный. «Повести временных лет», как считал А. А. Шахматов, предшествовал Новгородский летописный свод 1050 г., а поскольку в нем тексты договоров отсутствуют, следовательно, более позднее их введение в летопись не может вызывать сомнений. При этом, как само собой разумеющееся, имелось в виду, что автор «Повести временных лет» имел в своих руках новгородский свод.
Конечно, если бы этот свод был сугубо новгородским явлением, таким выводом можно было бы и пренебречь. Мало ли каких источников не оказалось в руках первых новгородских летописцев. Но в том-то и дело, что, как думали А. А. Шахматов, Б. А. Рыбаков и др., Новгородский свод 1050 г. базируется на ранней киевской летописи и логично предположить, что, если бы в ней уже были договоры, они непременно были бы и в нем. В дальнейшем многие исследователи определяли объем раннего киевского летописного фонда, полагаясь на своды А. А. Шахматова, будто они являлись не авторской реконструкцией, к тому же не бесспорной, а археографической реальностью.
М. Н. Тихомиров, выразивший сомнение в существовании Новгородского свода 1050 г., мотивировал его тем, что «Повесть временных лет» содержит не все новгородские известия XI в., но лишь ничтожное их количество.
[40] Не был согласен с существованием раннего новгородского летописного свода и Д. С. Лихачев. Согласно ему, источниками новгородских известий в «Повести временных лет» были не письменные, а устные рассказы Вышаты и его сына Яна.
[41]
Б. А. Рыбаков решительно поддержал и развил вывод А. А. Шахматова о существовании раннего новгородского свода, назвав его «Остромировой летописью». Окончательная компоновка этой летописи, согласно ему, производилась в 1054–1060 гг., а ее изложение доведено до смерти Ярослава. Что касается утверждения М. Н. Тихомирова о неполном использовании автором «Повести временных лет» данного свода, то оно никак не может быть аргументом против существования свода 1050 г. в Новгороде. Киевский летописец, как считал Б. А. Рыбаков, мог вполне обдуманно «забыть» некоторые новгородские события.
[42]
