«Люди, создавшие у нас новые судебные учреждения, — писал Победоносцев Александру III в 1881 г., — сами не знали, что делали, но они успели раздуть и прославить своё создание и в мнении нашего невежественного общества, и в мнении ближайших советников покойного государя… и с тех пор наши государственные люди не смеют до сих пор поднять голос против какой бы то ни было части этого учреждения… Бесконтрольная, обособленная юстиция не только не совместима с самодержавием, она не совместима ни с каким иным правительством, при всяком образе правления. Нигде в мире суд не обособлен так, как у нас в России» (305, т. 1, с. 68—69). Как свидетельствует Феоктистов, Толстой «относился с негодованием к недостаткам нашего судебного устройства, порицал самоуправление во всех видах» (373, с. 249).
Особенно ожесточённым атакам были подвергнуты Судебные уставы со стороны редактора «Московских ведомостей» М. Н. Каткова и ближайшего советника царя, издателя «Гражданина» князя В. П. Мещерского. По иронии судьбы Катков, бывший самым горячим поборником Судебных уставов до начала 70-х гг., в последующем стал их страстным обличителем. Как писал биограф С. Неведенскищ «После дела В. Засулич прежнее сочувствие Каткова к Судебным уставам превратилось в негодование и злобу» (194, с. 481). Именно Каткову принадлежат выражения «судебная республика», «суд улицы», «антиправительственный Сенат», которыми он пытался заклеймить суд присяжных заседателей и уголовный кассационный департамент правительствующего сената. Мещерский в своём дневнике, который читал Александру III, писал: «Вся Россия горьким 20-летним опытом дознала, что суд присяжных — это безобразие и мерзость, что гласность суда есть яд, что несменяемость судей есть абсурд и т. д. А между тем, какое отсутствие смелости в деле переделки уставов, какая будто бы премудрая осторожность, а на самом деле какой страх сделать твёрдо и просто то, что нужно для исполнения желания всей России и для укрепления самодержавия в глазах судебного ведомства» (23, д. 114, л. 61).
26 мая 1882 г. по указанию царя министр юстиции Д. Н. Набоков назначается председателем Особого комитета для составления проекта Гражданского уложения. Министр старается противостоять натиску со стороны консерваторов, наивно считая, что Александр III являлся сторонником существующего судебного устройства. По словам сенатора А. Ф. Кони, «всегда приветливый и откровенный, Набоков вызывал во всех судебных деятелях, имевших непосредственные с ним сношения, отрадное сознание их взаимной с ним служебной солидарности». В конце 1883 г. Набоков вносит в Государственный совет представление «О порядке издания общего наказа и об изменениях некоторых статей учреждения судебного устройства, касающихся надзора и дисциплинарной ответственности чинов судебного ведомства» (31, 1885 г., д. 26). Увольнение или перемещение этих чинов предлагалось производить не административным порядком, как настаивали ретрограды, а в специально учреждённом Высшем дисциплинарном суде, который являлся Высшей судебной коллегией, состоящей из 13 сенаторов.
Противостоять давлению рутинёров становится всё труднее и труднее. Как никогда ранее, разноголосый, разномастный и разнопёрый хор нападок консерваторов достиг своего оглушающего «форте фортиссимо» в юбилейный для Судебных уставов 1884 г. Резкий запев был сделан Мещерским в новогоднем номере «Гражданина». Изложенная в нём лаконичная и кардинальная программа этого «ультрадворянина» включала четыре пункта: «1)… немедленно прекратить на время суд присяжных, поручив обязанность суда исключительно коронным судьям; 2)… отменить статью судебных уставов о несменяемости членов судебного ведомства; 3)… на время отменить вовсе гласность судопроизводства по уголовным делам; 4)… приступить одновременно к пересмотру Судебных уставов» (см. 401, 1884, № 1).
Фактически здесь ставился вопрос об искоренении всех принципиальных основ судебной реформы 1864 г. Аналогичные взгляды, но ещё более напористые и агрессивные, занимали и «Московские ведомости». Объявив существующую судебную систему «самой чудовищной из аномалий», Катков требовал незамедлительно приступить к её пересмотру (см. 410, 1884, № 12). В 1884 г. реальные и мнимые изъяны Судебных уставов непрестанно муссируются в публикациях «Московских ведомостей». Тогда же в «Русском вестнике» в унисон с Катковым регулярно появляются статьи ортодоксального консерватора В. Я. Фукса. В них автор был крайне недоволен независимостью судей, гласностью и состязательностью судебного производства, свободой внутреннего убеждения присяжных и т. д. и т. п. Только отдельные голоса, при двусмысленном молчании Министерства юстиции, раздавались в защиту принципов судебной реформы 1864 г. В числе их весомо, уверенно и авторитетно прозвучал голос И; С. Аксакова. «С лёгкой или, вернее, тяжёлой руки «Московских ведомостей», — писал он в 1884 г., — прочие газеты и газетки с публикой вкупе хором ревут на новый суд: «Ату его! Ату!», глумятся, ругаются, мечут грязь со свистом и хохотом во весь судебный персонал, во весь судебный институт с его прошедшим и настоящим, как будто кто-то им задал задачу не только поколебать его авторитет, но омерзить его, сделать ненавистным в народных понятиях… Кричат и голосят о некоторых исключительных случаях и молчат о десятках тысяч решений правых, молчат о той обильной деятельности правосудия, которая водворилась теперь на нашей так ещё недавно неправосудной земле! Забывают и о множестве честных, скромных, истинно доблестных тружениках… Будьте благонадёжны, станете, как теперь, травить суд, пошатнёте его прочность, его независимость — всё вернётся: и взятки, и мошенничество, и кривосудье!!!» (48а, т. VI, с. 664).
Заслугой Д. Н. Набокова считается закон, принятый 12 июня 1884 г., благодаря которому на время закончился поход против суда присяжных. Противники этого суда настаивали, если не на уничтожении его, то радикальных в нём изменений. А в результате изменился лишь порядок составления списков присяжных заседателей и ограничен отвод присяжных сторонами. Если ранее администрация не принимала участия в составлении списков присяжных, то теперь она получила доступ в комиссии по составлению списков очередных заседателей. Членами комиссий стали уездные исправники и полицмейстеры, а также товарищи прокурора окружного суда. Закон 20 мая 1885 г. поколебал принцип несменяемости судей, но в меньшей степени, чем можно было ожидать по условиям времени. Закон значительно расширил полномочия министра юстиции, предоставив ему право надзора за организацией рассмотрения дел в судах и контроля за приговорами и решениями. Министр мог потребовать от председателя суда объяснений о причинах недостатков в ходе разбирательства, и решать вопрос о дисциплинарной ответственности судей всех степеней и рангов. В этих целях при Министерстве юстиции была создана специальная коллегия с неограниченным правом перевода судей из одного округа в другой, а также освобождения от занимаемой должности. Закон усилил также прокурорский надзор за судебной деятельностью. По выражению «Вестника Европы», Набоков «действовал как капитан корабля во время сильной бури — выбросил за борт часть груза, чтобы спасти остальное» (397, 1885, № 12). Критика судебной реформы 1864 г., развёрнутая в прессе, наибольшее размах получила 30 октября 1885 г. в записке-докладе К. П. Победоносцева. По сути, она представляла постепенную программу судебных преобразований, направленную к восстановлению основных принципов дореформенного судопроизводства. Концепция Победоносцева всецело разделялась Александром III. «Благодарю очень за присланную записку о реформе судебного строя», — ответил он своему учителю 3 ноября. И всё-таки Судебные уставы 1864 г. не были коренным образом реформированы. П. А. Зайончковский справедливо считает, что этому способствовала позиция широких слоёв общества, главным образом буржуазных кругов, имеющих своих сторонников в правительстве. Их поддерживала «обширная плеяда чиновников судебного ведомства во главе с министром юстиции Д. Н. Набоковым» (129, с. 239—240). Верно также и то, что программа Победоносцева увязла в разного рода комиссиях (85, с. 392).
