Возможно, этих примеров достаточно, чтобы проиллюстрировать ту роль, которую сыграла в надломе цивилизаций неприменимость старых институтов к новым социальным силам, или, выражаясь библейским языком, невозможность вместить новое вино в старые мехи.
3. Кара Немезиды за творчество: идолизация эфемерной личности
Смена ролей
Сейчас мы исследовали два аспекта той неудачи в самоопределении, которой, по-видимому, обусловлены надломы цивилизаций. Мы рассмотрели механистичность мимесиса и неподатливость институтов. Эту часть нашего исследования мы можем закончить рассмотрением явной кары Немезиды за творчество.
Кажется, очень редко одно и то же меньшинство дает творческие ответы на два или более следующих друг за другом вызова в истории цивилизации. Действительно, партия, выделившаяся в процессе ответа на один вызов, вероятно, потерпит явную неудачу, пытаясь ответить на следующий. Это приводящее в замешательство, однако, по-видимому, обычное непостоянство в человеческих судьбах является одним из доминирующих мотивов аттической драмы и обсуждается Аристотелем в его «Поэтике» под названием περιπέτεια
[615] или «смена ролей». Это также одна из главных тем Нового Завета.
В драме Нового Завета Христос, чье Богоявление на земле является истинным исполнением мессианских упований еврейства, тем не менее отвергается школой книжников и фарисеев, которые выдвинулись лишь несколько поколений назад, возглавив героическое еврейское восстание против победоносных успехов эллинизации. Проницательность и честность, проявленные книжниками и фарисеями в этом предшествующем кризисе, привели их теперь к гораздо более важному кризису, а евреи, принявшие Мессию, это «мытари и блудницы»
[616]. Сам Мессия приходит из «Галилеи языческой», а величайший из Его душеприказчиков был евреем из Тарса
[617] — языческого эллинизированного города, располагавшегося вне традиционного горизонта Земли Обетованной. Если рассматривать драму под несколько иным углом зрения и на более широкой сцене, то роль фарисеев можно поручить, как это сделано в четвертом Евангелии, иудеям в целом, а роль мытарей и блудниц — язычникам, принявшим учение святого апостола Павла, когда оно было отвергнуто иудеями.
Тот же мотив «смены ролей» является темой множества притчей и второстепенных эпизодов в евангельской истории. В этом суть притч о Богаче и Лазаре, о Мытаре и Фарисее, о Добром Самарянине в противоположность Священнику и Левиту, о Блудном Сыне в противоположность его порядочному старшему брату. Та же самая тема появляется во встречах Иисуса с римским центурионом и сиро-финикийской женщиной.
[618] Если мы сопоставим в одном плане Ветхий и Новый Заветы, то обнаружим, что ветхозаветная драма Исава, продавшего право первородства Иакову, соответствует той «смене ролей» в Новом Завете, когда потомки Иакова утрачивают, в свою очередь, право первородства, отвергнув Христа. Данный мотив постоянно повторяется в словах Иисуса: «Ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет»
; «Так будут последние первыми, и первые последними»
; «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное».
Он применяет эту мораль к Своей собственной миссии, цитируя стих из сто семнадцатого псалма: «Камень, который отвергли строители, соделался главою угла».
Та же самая идея пронизывает все великие произведения эллинской литературы и кратко выражается в формуле ϋβρις — άτη
[619]: «Гордыня предшествует падению». Геродот подчеркивает этот урок в жизнеописаниях Ксеркса, Креза и Поликрата. Действительно, в качестве предмета всей его «Истории» можно рассматривать гордыню и падение империи Ахеменидов. Фукидид, писавший поколение спустя и в явно более объективном и «научном» духе, изображает гораздо более впечатляюще (поскольку отказывается от откровенной тенденциозности «отца истории») гордыню и падение Афин. Едва ли необходимо упоминать излюбленные темы аттической трагедии, примером которых может служить Агамемнон у Эсхила, Эдип и Аякс у Софокла или Пенфей у Еврипида. Поэт периода упадка и разрушения древнекитайского общества выражает ту же самую идею:
«Кто поднялся на цыпочки, не может /долго/ стоять.
Кто делает большие шаги, не может /долго/ идти…
Кто сам себя восхваляет, тот не добудет славы…
Кто сам себя возвышает, не может стать старшим среди других»
.
Такова кара Немезиды за творчество. И если сюжет этой трагедии действительно обычное явление, если верно, что творческая личность, добившаяся успеха в одной главе, обнаруживает сама свой успех несколько ущербным, пытаясь продолжать творческую роль в следующей главе (так что шансы всегда фактически против «фаворита» и в пользу «темной лошадки»), — то тогда вполне очевидно, что мы отыскали здесь самую убедительную причину надломов цивилизаций. Мы можем видеть, что эта кара Немезиды приводит к социальным надломам двумя различными путями. С одной стороны, она уменьшает число возможных кандидатов на роль творца перед лицом любого возможного вызова, стремясь исключить из их числа тех, кто успешно ответил на предыдущий вызов. С другой стороны, подобная дисквалификация тех, кто играл роль творческих личностей в предшествующем поколении, поставит их самих перед лицом оппозиции тех, кто мог бы дать успешный ответ на новый вызов. Эти бывшие творческие личности в силу самого факта прежней своей творческой способности будут занимать теперь ключевые позиции во власти и влиянии на общество, к которому они вместе с новыми потенциальными творческими личностями принадлежат. На этих позициях они не будут больше способствовать продвижению общества вперед. Они будут «почивать на лаврах».
Хотя положение «почивающего на лаврах» можно описать как пассивный способ стать жертвой кары Немезиды за творчество, безрезультатность этой мысленной позиции свидетельствует о наличии морального промаха. Глупая бездеятельность по отношению к настоящему проистекает из слепого увлечения прошлым. Этим слепым увлечением является грех идолопоклонства. Идолопоклонство можно определить как слепое в нравственном и интеллектуальном отношении почитание твари вместо Творца. Оно может принять форму идолизации собственной личности идолопоклонника или общества на некоей недолговечной фазе его никогда не прекращающегося движения через вызов и ответ к следующему вызову, что и является сутью жизни. Или же оно может принять ограниченную форму идолизации какого-то отдельного института или технического средства, которое некогда оказалось полезным идолопоклоннику. Было бы полезно рассмотреть эти различные формы идолопоклонства отдельно. Мы начнем с идолизации человеческой личности, поскольку это наиболее яркий пример того греха, к изучению которого мы сейчас приступаем. Если верно,
