Лорана повернулась, чтобы взглянуть на кендера, и замерла, пораженная тем, что увидела. Ее изящный рот приоткрылся. Прижав руку к сердцу, она отступила на шаг, не сводя глаз с кендера.
– Алсхана, квинести-па! – прошептала она. – Не может этого быть!
Палин внимательно смотрел на нее.
– Я вижу, вы узнаете его.
– Как! Но почему? Конечно, узнаю! Ведь это Тассельхоф! – неуверенно пробормотала она. – Но как… Откуда…
– А я точно Тассельхоф? – Кендер выглядел встревоженным. – Ты в этом уверена?
– А почему ты думаешь, что ты не Тассельхоф?
– Как раз я всегда думал, что я Тассельхоф. – Теперь его голос звучал торжественно. – Но вот другие мне не верили, и потому я тоже стал думать, что, должно быть, немножко ошибся. Но если ты, Лорана, говоришь, что я точно Тассельхоф, то я думаю, что теперь все ясно. За тобой-то не водились всякие ошибки или несправедливости. Можно, я тебя обниму?
Тас повис у Лораны на шее, а она недоуменно переводила взгляд с Герарда на Палина, как бы ожидая их объяснений.
– Вы это серьезно говорите? – непроизвольно спросил Герард. – О, прошу прощения, госпожа. – Он вдруг сообразил, что позволил себе усомниться в словах королевы-матери, и отчаянно покраснел. – Но ведь Тассельхоф Непоседа скончался больше тридцати лет назад! Как же такое может произойти? Если только не…
– Если не… что? – спросил Палин.
– Если только весь его рассказ не является чистой правдой. – И Герард глубоко задумался над этим неожиданным предположением.
– Но, Тас, откуда ты все-таки взялся? – спрашивала в это время Лорана, одновременно отбирая у него одно из своих колец – как раз в тот момент, когда оно перекочевывало кендеру под рубашку. – Как только что сказал господин Герард, мы все считали тебя давно умершим!
– Знаю, знаю. Я видел свою могилу. Конечно, очень миленькая. – Тас закивал. – Как раз около нее я и познакомился с господином Герардом. Только мне кажется, что о ней могли бы получше заботиться, понимаешь, разные собаки и все такое… и сама могилка не в очень хорошем состоянии. Как раз когда я был там, в нее ударила молния. Я услышал ужасный шум, и вдруг весь мрамор посыпался вниз. К тому же там ужасно темно. А те окна, которые вроде как освещают это место, так они…
– Палин, может быть, мы пойдем куда-нибудь, – нетерпеливо прервал кендера Герард, – где можно было бы побеседовать с глазу на глаз.
– Согласен. Лорана, этот рыцарь привез для меня грустную весть. Мой отец умер.
– О! – Лорана прижала пальцы к губам, и ее глаза увлажнились. – О, как мне жаль, Палин! Сердце мое плачет о нем, хотя плакать, наверное, не нужно. Он счастлив сейчас, – добавила она с еле заметной завистью. – Они с Тикой наконец вместе. Пойдемте в комнаты, – пригласила она гостей и оглянулась, ища глазами кендера, который уже плескался в бассейне, где перетаскивал с места на место водяные лилии и терроризировал рыб. – Здесь нельзя откровенно говорить. Боюсь, что в моем саду стало небезопасно вести откровенные беседы.
– Что случилось, Лорана? – встревожился Палин. – Почему ты так думаешь?
Лорана вздохнула, и ее гладкий лоб прорезала морщинка.
– Прошлым вечером во время маскарада я говорила с маршалом Меданом. Он подозревает меня в связях с повстанцами и настойчиво советует повлиять на них, с тем чтобы они прекратили свои мятежные действия. Они привели в настоящее бешенство драконицу Берилл, и она угрожает бросить на нас свои войска. Если это случится сейчас, то мы окажемся не готовы.
– Не обращайте внимания на Медана, Лорана. Он озабочен только тем, чтобы спасти свою драгоценную шкуру, – успокоил ее Палин.
– Думаю, что он рассказал мне это из добрых побуждений, – возразила Лорана. – Медан не больше нашего любит драконицу.
– Он вообще никого не любит, кроме своей собственной персоны. Не позволяйте его озабоченному виду ввести вас в заблуждение. Медан избегает всего, что может быть неприятно Медану. Сейчас он, безусловно, находится в затруднительном положении. Если атаки и саботаж продолжатся, он будет освобожден от командования и, судя по тому, что я слышал о Повелителе Ночи Таргонне, не только от него. Медан легко может лишиться головы. А теперь, прошу прощения, я хотел бы пройти к себе и снять этот тяжелый плащ. Встретимся в главном зале.
Палин удалился быстрым шагом, полы дорожного плаща развевались у него за спиной. Осанка у него была прямая, походка быстрая и уверенная. Лорана с тревогой провожала его глазами.
– Госпожа, – Герард наконец обрел дар речи, – я согласен с Палином, вам не следует чересчур доверять маршалу Медану. Он принадлежит к Рыцарям Тьмы, и, хотя они и говорят о чести и самопожертвовании, слова их пусты и безжизненны, как и их души.
– Я знаю, что вы правы. Но, видите ли, мне доводилось видеть, как из доброго зерна, упавшего в грязное и гадкое болото, вырастало прекрасное и сильное растение, несмотря на ядовитые миазмы, окружавшие его. И еще я видела, как из такого же зерна, на которое изливались благотворные дожди и щедро светило солнце, вырастало уродливое и гнилое растение, плод которого был горек.
Она продолжала смотреть вслед Палину. Затем, вздохнув, покачала головой и обернулась:
– Пойдем, Тас. Я хочу, чтобы ты и Герард посмотрели на чудеса, которые есть в моем доме.
Радостно отряхиваясь, Тас стал выбираться из бассейна.
– Герард, иди, пожалуйста, вперед. Я хочу поговорить с Лораной наедине об одной очень важной вещи. Это секрет.
Лорана улыбнулась кендеру:
– Очень интересно, Тас, рассказывай свой секрет. Только погоди минутку. Калиндас, – обратилась она к эльфу, все это время молча стоявшему в стороне, – проводите, пожалуйста, господина Герарда в дом, в одну из гостевых комнат.
Калиндас сделал, как ему было приказано. Когда он водил Герарда по дому, голос его был дружелюбным, но руки с рукояти меча он не снимал.
Когда они остались одни, Лорана повернулась к кендеру:
– Ну, Тас, рассказывай свой секрет.
Тас выглядел необычайно взволнованным.
– Это очень, очень важно, Лорана. Скажи, ты уверена, что я Тассельхоф? Ты точно знаешь?
– Да, Тас, совершенно уверена. – Лорана ласково ему улыбнулась. – Не знаю, почему и откуда, но я совершенно точно знаю, что ты Тассельхоф.
– Видишь ли, я спрашиваю потому, что сам в этом не уверен.
– Ты действительно немного изменился, Тас, это так, – продолжала Лорана. – Ты стал не таким веселым, каким я тебя помню. Возможно, это потому, что ты грустишь о Карамоне. Не надо, Тас. Он прожил прекрасную жизнь, полную любви, чудес и радостей. Конечно, в его жизни бывали и огорчения, и неприятности, но после пасмурного дня солнце сияет еще ярче. Ты был его лучшим другом, Тас. Он очень любил тебя. Не грусти, он не хотел бы видеть тебя несчастным.
