— Это правильно. Потому что твоя жертва чрезмерна. Ты должен быть уверен, что не напрасно приносишь её.
— Пусть будет так. Урм, дело за тобой!
Урм, проснувшийся от крика отца, ничего не понимая, все же кивнул:
— Я готов! Что мне делать?
— Для начала, покиньте пещеру, и не пытайтесь войти, пока я не разрешу. Ступайте.
Урм простился с отцом и братом так, словно видел их в последний раз. И остался в темноте. Потому что как только они покинули пещеру, вход стал закрываться. Края провала сомкнулись, словно пасть хищной рыбы, и вскоре из-за каменной стены послышался крик.
Орв кинулся к тому месту, где совсем недавно зиял вход. Колотил руками по белесому камню, срывал ногти в попытке прорваться туда, внутрь… тщетно. От скалы не отломилась даже песчинка, а Урм продолжал кричать.
Это длилось остаток ночи, день и всю следующую ночь. Люди не решались отойти, надеясь, что вход откроется снова и боялись услышать тишину.
И она наступила. Обессиливший, почти поседевший от горя и отчаяния Орв вскочил кинулся в прорезавшую скалу щель. Входить не пришлось — сын встретил у входа.
Похудевший, осунувшийся, уставший. Но куда больше испугали Орва его глаза. Они равнодушно глядели на отца, на короля, на рассвет, который в тот день был прекрасен, как никогда. А еще Урма совершенно не беспокоило, что его одежду пропитала кровь, и раны еще не закрылись. Словно не чувствуя боли, подошел к королю и опустился на колено:
— Ваше Величество, отдайте приказ. Враги будут повержены, а эти земли признают в вас государя.
Он изменился, Урм, сын Орва. Они поняли это слишком скоро. Не было больше задорного мальчишки, любившего жизнь и смех. Вино не веселило, а еда не доставляла удовольствия. Он не желал женщин, и равнодушно относился к тем, что желали его.
В то же время в битве ему не было равных. Урм стал жесток, и враги начинали трепетать, едва завидев белые перья на его шлеме. После битвы сын Орва забирал пленников и отправлял их в Пещеру, которая стала больше. Когда вход закрывался, казалось, сами камни начинают кричать от боли.
Колдуны наводили порчи, проклятья сыпались на голову Урма, но вреда не приносили. А чародеи умирали, корчась в страшных муках, и никто не избежал возмездия.
В войско стали возвращаться те, кто сбежал. Вернулись пехотинцы, рассеянные в горах. Рыцари, покинувшие сюзерена, привели свои отряды обратно. Да и местные, видя мощь армии, а главное, ощущая на себе тяжелую руку Урма, сдавались без боя.
В течение года все племена приняли Короля. Так родилась Ассалия.
Государь правил мудро, и крепко держал слово — Орв, ставший Лордом и основателем Дома, купался в его милости.
Но и самим Орвам пришлось исполнять Договор. Урм прожил долго в той самой пещере. Так долго, что сменилось три поколения прежде, чем ему настало время выбирать себе приемника. Он послал Лорду письмо, и новый Орв, потомок старшего сына, прислал младшего внука. Но не в Пещеру. К тому времени на её месте вырос неприступный белый замок, Замок-на-Скале, как его стали называть. А в положенное время его Хозяина сменила девочка из потомков Первого Лорда.
Над страной пролетали десятилетия. Сменялись короли, и только Замок-на-Скале казался вечным. Он менялся в соответствии с пожеланиями владельца, и не было чудес, которых не могли в нем произойти. Только вот животные опасались подходить близко, так что даже лошадей и коров Хозяину Замка-на Скале приходилась держать в деревне, построенной у подножья горы.
* * *
Айни слушал, открыв рот.
— Видишь, твой предок отдал собственного сына, и тот перенес неслыханные пытки. А ты не можешь всего лишь склонить голову ради выживания Дома. Ну, чего молчишь?
— А что Пещера сделала с Урмом? Почему он так изменился?
Рассказать? Наверное, ему лучше узнать обо всем сейчас, потому что настанет день, мальчик станет Лордом, и ему придется принимать решение.
— Видишь ли, Пещера живая. Но чтобы жить, ей нужны человеческие чувства. Любовь, ненависть, радость, печаль… Их она и забирает у своего служителя. Этот человек перестает любить и ненавидеть. Он становится равнодушным к удобствам, ему все равно, отрезают ли ему руку или умащивают тело драгоценным розовым маслом. Нет, конечно, Хозяин Пещеры прекрасно понимает разницу между голой землей и пуховой периной, и спать предпочтет со всеми удобствами. Но, лишившись всего, от горя не заплачет.
Айни задумался. Обхватил колени руками и положил на них голову.
— Значит, он не может ничего? Ни плакать, ни смеяться? Ему все равно? Это страшно…
— Бояться Хозяева тоже не умеют. Цель их жизни — служить во имя чести и славы Дома. И без разницы, как эта Пещера изменилась. Пока она держит обещание, один из Орвов всегда будет в её распоряжении.
— И этот Орв получает безграничную власть?
— Если жив тот, с кем заключен Договор. Но это могущество надо подкармливать. Я уже говорила — Пещера питается людскими эмоциями. Служитель не только отдает ей свои чувства. Он забирает их и у других людей. Чаще — в момент смерти.
— И как это можно сделать?
— Как ты дышишь? Сможешь объяснить? Вот и я — не могу. Просто ты переживаешь то, что пережил человек. Его радость и печаль, его боль, его удовольствия. И — его ужас. А потом — еще раз, когда отдаешь это Пещере. И только в эти моменты ты понимаешь, что живешь.
Во время разговора Айни не отрывал от меня взгляда. Потом спокойно, без любопытства поинтересовался:
— А ты… Орв? Из тех, кого Пещере отдали?
Догадливый. Но все знать тебе еще рано. Я накидываю на голые плечи мальчика простынь и выскальзываю в окно. Нужно пополнить запас магии, и уходить. У Дома хороший Лорд, он выполнит свой Долг. А мне надо выполнить свой.
К утру в столице прибавилось покойников, а я, снова прикинувшись нищенкой, вышла через Восточные ворота. Под ногами пылила дорога, а я решала, заглядывать в родовой замок, или идти сразу в Орлиные горы.
Времени было жалко. Нити, и без того тонкие, грозили порваться. Замок едва жил, и я очень жалела, что нельзя ехать верхом.
В города заходила, только когда силы были на исходе. Охота занимает много времени, а его почти не осталось. Но в предгорьях слегка задержалась — соваться в Замок без подготовки нельзя. Кто знает, кого там встречу. Обессиленный Замок мог и не справиться с незваными гостями. Да и нежить могла осмелеть за это время.
Но нищих в этих краях неохотно пускают в дома. А в сарае не слишком узнаешь, что происходит вокруг. Пришлось снова менять облик. Пусть я не могу стать мужчиной и превратиться в калику, но можно и сказительницей притвориться. А им возраст не помеха. И молодые по дорогам бродят, на кусок хлеба историями зарабатывают.
