– Вы там бывали?
– Да, пару раз отвозил ее к родителям. Она просила.
– И именно по этой причине вы отправились в знакомое уже вам место, чтобы спрятать там труп, – закончил за него Бодряков и неожиданно поморщился, звучало так себе. И он поспешил исправиться: – Или собирались спрятать там живого Супрунова.
– Где?! – фыркнул Никулин и заерзал на стуле. И вытаращился на него. – Вы себя слышите, капитан? Я поеду к родителям своей соседки, с которой время от времени сплю, прятать труп?! А потом свататься поеду?
– Собирались свататься? – пропустил будто бы мимо ушей его критику Бодряков.
– Может, и собирался. А что? Нельзя?
– И именно по этой причине у вашей соседки имеется комплект ключей от вашей квартиры? И она выносит из вашей квартиры мусор, являющийся вещественным доказательством, и принимает риелторов?
Вопрос остался без ответа. Никулин странно замер с открытым ртом. Потом еще больше ссутулился, опустил голову и отказался разговаривать без адвоката.
– Вы же не хотели прежде никакого адвоката, Никулин, – напомнил ему капитан.
– Не хотел. Пока считал все это недоразумением. А вы вон как все поворачиваете!
– Как?
– Уже приличных людей пытаетесь зацепить. Уже и к ним подбираетесь. Все, капитан, без адвоката не скажу больше ни слова.
Согнулся, уложив локти на коленки, и замер, словно уснул. И не проронил больше ни слова. Бодряков его бы давно в камеру отправил, да ждал Малахову со свидетелем, поэтому вынужден был терпеть присутствие онемевшего Никулина.
– Товарищ капитан, мы на месте, – скупо отрапортовала по телефону Малахова через двадцать минут.
– Народ собрали?
– Да, еще четверо.
Бодряков вызвал конвойных, и Никулина с остальными участниками проводили в комнату для опознания, где поставили посередине. Сам он вошел в комнату с зеркальным стеклом, где уже его ждали Малахова, Хаустов и понятые. В комнате, где проводилось опознание, включили яркий свет.
– Ну что же, Данила Хаустов, приступим? – Бодряков слегка подтолкнул парня к стеклу. – Смотри внимательнее.
– Смотрю. – Парень вытянул шею, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
– Внимательно смотри. Ошибка не допускается.
– Да понял я, товарищ капитан. Только… – Данила глянул на них с Аней по очереди с растерянностью, – только его здесь нет.
– Как нет?! – в один голос крикнули Бодряков с Малаховой. – Смотри лучше!
– Как еще смотреть-то? Под микроскопом! – фыркнул Хаустов с забытой наглецой. – Нет его тут.
– То есть ты утверждаешь, что человека, который угрожал тебе пистолетом, вывез потом из лесничества и заставил показать место, где прячется Супрунов, здесь нет? – спросила Малахова.
– Совершенно верно. Здесь этого мужика нет. Что я вам, врать буду, что ли? – с едва заметной обидой буркнул Хаустов, смотрел он при этом только на Малахову.
«Успели подружиться, – подумал Бодряков зло. – Вот и улыбается ему. Нашла достойного из достойных!»
– Почему-то я так и думала, – еще шире улыбнулась Малахова и обронила, ни к кому конкретно не обращаясь: – Значит, Никулина надо отпускать.
– Ага, щас! – взвился Бодряков и скомандовал: – Следуйте все за мной!
Отпустив понятых, они вернулись в его кабинет втроем. Никулина капитан приказал закрыть пока в камере.
– Оформляй все, лейтенант, – покосился он на Малахову. – Пусть господин Хаустов все подпишет и может быть свободным.
Аня без улыбки кивнула ему, усадила Хаустова с собой рядом и принялась быстро печатать протокол опознания. Неожиданный телефонный звонок на мобильный Бодрякова раздался, когда она уже почти заканчивала.
Капитан ответил.
Пару раз сказал: «Да, совершенно верно». Потом обронил безо всякого выражения: «Ничего себе». Пообещал кому-то, что они сейчас будут. Отключил мобильник и глянул на Аню.
– Что?!
Она, честно, перепугалась. Он так смотрел!
– Она нашлась! – выпалил Бодряков. – Живая!
– Кто?! – Аня поставила точку в протоколе. Сохранила текст, отправила на печать. – Кто нашелся, товарищ капитан?
– Голубева Екатерина Семеновна нашлась! Живая! – Он осматривал их широко распахнутыми глазами, в которых прочно засело неверие и радость. – Звонил ее зять. Просил приехать. Утверждает, что его теще есть что нам рассказать. Собирайся, Малахова. Едем.
– А можно мне с вами? – Хаустов вскочил со стула. – Все равно мне потом еще протокол подписывать. Анна Ивановна еще не напечатала.
Анна Ивановна промолчала, хотя только что вытащила из принтера последнюю страницу протокола опознания. Бодряков сделал вид, что не заметил.
– Вдруг я буду вам там полезен?
– Чем это?
– Вдруг я там опознаю кого-то? Там, а не здесь. А то потом отец меня не выпустит. Ругался, между прочим, когда за мной Анна Ивановна приехала.
– О господи! Поехали уже, опознаватель! – закатил глаза Бодряков, подталкивая парня к выходу из кабинета. – Но уверяю, там тебе опознавать сто процентов некого.
Глава 26
– История моего спасения – тема отдельная. Сейчас не об этом, товарищ капитан.
Голубева, которую он видел впервые, смотрела на Бодрякова взглядом, от которого ему все время хотелось поежиться. Угадывалась в этой женщине странная сила и властность.
– Начнем с того, что кто-то заманил бедного Ивана в заказник, – продолжила она. – О цели можно только догадываться. Заманил и наобещал кучу денег, если он выиграет в смертельно опасной игре.
– В чем заключались условия этой игры?
Бодряков обвел взглядом присутствующих. Сама Голубева, ее зять и дочь сидели на диване в гостиной, сцепившись за руки. Словно родственники боялись: выпусти они ее из рук, она снова исчезнет.
За столом, на стульях расположились Бодряков, Малахова и увязавшийся за ними Данила Хаустов. Может, это было и снова не по правилам. И папаша его опять начнет брызгать пеной. Но семь бед – один ответ, решил Бодряков. Пусть пока парень побудет у них на глазах.
Никулина Данила не опознал. Значит, тот не убивал Супрунова. Тогда кто?! Где искать человека, который вывез парня из лесничества, угрожая пистолетом? Неизвестно. Пусть уж он побудет пока рядом. Мало ли…
В двух глубоких креслах возле окна расположились еще два персонажа, не знакомых Бодрякову. Двое мужчин. Один постарше, второй молодой. Тот, что постарше, был странно одет – защитного цвета плотные штаны, теплая спортивная рубашка, явно не по погоде. Он был небрит, бледен, взгляд странный, ерзающий. Второй, одетый в джинсы и тенниску, вел себя совершенно спокойно. Слушал внимательно. Представиться они не спешили. И знакомить их никто не стал. Бодряков решил перетерпеть. Сейчас было не до них.
