Тетя Нюра шагнула в сторону от дорожки, и снова трепетно колыхнулся куст «золотых шаров», скрывая за собой свою хозяйку. Катя нерешительно поднялась на крыльцо, провела ладошкой по гладкому мрамору колонны, подошла к закрытым дверям, взялась рукой за витую ручку. Но зайти не решилась. Отступила на шаг, обернулась, поискала глазами тетку. Отсюда, с высокого крыльца, открывалась вся панорама сада, явно не избалованного заботой ландшафтного дизайнера. То есть, похоже, его и отродясь тут не бывало. Хотя цветов на участке, как показалось Кате, было великое множество, и росли они в буйном самостийном беспорядке по принципу – куда хозяйская рука-владыка приткнет. Правда, настоящего цветения уже не наблюдалось – так, отблески бывшей роскоши. Вон что-то сиреневое, пушистое, явно благородное проглядывает, вон белое с желтыми крапинками, а рядом плебейки-мальвы к небу тянутся вместе с наглыми молодцами-гладиолусами. И георгины, и разноцветье астр, и кусты какие-то… О, а это уж совсем интересная картина – тетя Нюра в земле копается, согнув мощный стан и тяжело расставив ноги в галошах. Очень интересная картина. Называется – самая богатая женщина города за работой в саду. Хотя – нет, лица-то ее не видно. Картина будет называться – мощный зад самой богатой женщины, обтянутый сатиновой тканью в красных и желтых розочках. И про галоши, про галоши, пожалуйста, не забудьте, уважаемый потенциальный художник!
Наверное, подувший с крыльца ветер донес-таки трусоватую Катину насмешливость до раскорячившейся в трудах тети Нюры, и она, повернув голову, распрямилась со стоном, прогнулась назад, схватившись за поясницу. Потоптавшись неуклюже на месте и оглядев недоделанную работу, махнула рукой, развернулась, медленно потопала к крыльцу.
– Ну, ты чего в дом не заходишь? – недовольно спросила, тяжело поднимаясь по ступеням.
– Так неудобно как-то… – пожала плечами Катя.
– А чего неудобно-то? Чай, не воровать пришла? Ну, пойдем, пойдем… Иди сразу на кухню, это направо будет. А налево – не ходи, там у меня не прибрано.
Кухня в доме у тети Нюры оказалась огромной. Да и не кухня это была – столовая скорее. Надо же, архитектор таки не совсем уж плохим оказался, даже столовую предусмотрел. Хотел, наверное, чтобы хозяин красиво обедал, а не «резал кроликов в ванной», как говорил профессор Преображенский.
– Кормить тебя не буду, я отобедала уже, – садясь за стол, сказала, как отрубила, тетя Нюра. – Если чаю хочешь, вон чайник на столе, сама включай. А угощенье к чаю вон из того холодильника возьми – я его аккурат для гостей держу. Там всякая копченая еда есть, для здоровья вредная. Я такое не ем, я щи люблю простые, деревенские. Хозяйничай давай, не стесняйся.
– Спасибо, теть Нюр, только я ничего не хочу. Я тоже недавно обедала.
– Ну, тогда говори, зачем пришла. Мать, что ли, послала?
– Нет, что вы, я сама…
– Не ври. Чего я, не вижу, что ль, как мнешься. Больно тебе надо к старой тетке в такую даль через весь город тащиться? Точно ведь мать послала! Я ее знаю, она просто так ничего не делает.
– Теть Нюр, а вы на свадьбу к моей сестре придете?
– Да собираюсь. Отчего ж не прийти, коли родня обо мне вспомнила. И подарок готовлю. Да только не тот, который твоя мать от меня ожидает. Хочешь, покажу?
– А можно?
– Что ж, пойдем…
Тяжело поднявшись со стула, тетка махнула рукой – следуй за мной. Пройдя через большой холл, заставленный цветочными горшками, они оказались в просторной гостиной, где тоже все было очень странно устроено. Большой сводчатый потолок, огромный камин, исполненный в старинном духе, цветная мозаика оконных стекол уже сами по себе предполагали «дворцовый» стиль помещения, и потому в него с трудом вписывалась довольно легкомысленная комфортная современность, состоящая из предметов, которые можно встретить в любой самой заурядной гостиной. Были тут и пухлый диван, заботливо накрытый потертым плюшевым покрывалом, и какие-то креслица, тоже прячущие свою обивку под невразумительными тряпицами, и огромный телевизор, высоко стоящий на причудливом то ли столе, то ли комоде. Ступив на ковер, Катя тут же пугливо отпрыгнула в сторону, слишком уж странно зашуршал он под ногами.
– Да ничего, ступай, не бойся! Это я его полиэтиленовой пленкой обернула, чтобы не стаптывался, – заботливо пояснила ей тетя Нюся, – никак не могу, понимаешь ли, от старых привычек избавиться. Вещи-то все дорогие, а я с детства бережливости учена была. Смешно, да? Все купить могу, любую вещь, самую дорогую, а пользовать ее боюсь… Вишь, даже диван с креслами в тряпки спрятала. Там обивка английская, шелковая. Жуть какая дорогая. Ну, чего встала? Иди сюда…
Она махнула ей откуда-то из-за угла, и Катя нерешительно заскользила по ковру, чувствуя, как проваливаются через пленку ступни в его ворсистую «дорогую» мягкость. Там, в углу, за камином, примостилось совсем уж непонятное сооружение – что-то вроде торчащей из стены балки с подвешенным на ней непонятным цветастым предметом. Катя присмотрелась – гобелен, что ли? Тогда почему он висит на этой балке? Может, проветривается?
Именно к этому предмету и направила свои стопы тетя Нюра. Подойдя, погладила его по шершавой нитяной поверхности, проговорила с гордостью:
– Вот он, мой свадебный подарок, смотри… Красиво, правда?
– Да, очень красиво… – недоверчиво закивала головой Катя. – А что это, теть Нюр?
– Так не видишь, что ли? Ковер это. Ручной работы. Моей то есть работы. Как приглашение на свадьбу получила, так и сижу над ним целыми днями. Все пальцы себе исколола. Смотри, какая изнанка гладкая, ни одного узелка!
Живо нагнувшись, тетя Нюра отвела край ковра в сторону, провела ладонью по изнанке, с гордостью демонстрируя качество сделанной своими руками работы, и Кате вновь пришлось вежливо потрясти головой, выражая свое изумленное одобрение. На краешке этого изумления трепыхнулась, однако, беспокойная картинка из ближайшего будущего – как всю эту расчудесную ручную работу мама воспримет в качестве ожидаемого свадебного подарка?
– А мать, поди, денег от меня ждет, ага? – словно разглядев эту картинку, не без некоторого злорадства в голосе спросила тетя Нюра.
– Да нет, что вы… Она ничего такого…
– Да ладно, не ври, знаю я. Ждет, конечно. Все от меня только денег ждут, я знаю… Любить никто не хочет, а денег ждут.
– Теть Нюр…
– И не говори мне ничего, Екатерина, не надо. Я ж не дура, я все понимаю. И то прекрасно понимаю, что молодым после свадьбы где-то жить надо. Чай, в родительской квартире им тесновато покажется. Так ведь?
– Ну… Да…
– И они от меня ключиков на тарелочке ждут?
– Я не знаю… То есть… Ой, я правда не знаю… – опустила в пол красное от неловкости лицо Катя.
– Что ж, понятно. А тебя, значит, мать ко мне парламентером отправила. Вроде того – чего эта богатая дура о себе думает? У нее, мол, денег, как земли в огороде, а мы тут голову ломаем. А только знаешь, что, Катерина? Ты матери от меня вместо ключиков вот это покажи!
