Подняв руку, Катя смиренно возложила холодную ладонь на материнский затылок. Ощутив под ладонью тщедушие слабых куделек, прислушалась к себе – никакой жалости внутри не ощущалось. По-прежнему было боязно и неприятно. Стыдно, больно это осознавать, но неприятно, черт возьми! Чувствовать под рукой горячий дрожащий материнский затылок – неприятно! И в то же время нельзя, нельзя, чтобы мама сейчас догадалась, как ей неприятно…
– Мам, ну не надо, не плачь! – пропищала она испуганно, сама не узнавая своего голоса.
Мать вдруг и впрямь перестала плакать, будто почуяла исходящую от Катиной ладони тщательно сокрытую перепуганную неприязнь. Резко села, отерла слезы с лица, вздохнула длинно. Упав спиной в диванные подушки, проговорила обиженно:
– Нет, Кать, как он мог… Я же просила, и он мне обещал, понимаешь? Он обещал, он слово дал! А теперь чего уж, теперь точно разговоры пойдут…
– Да что случилось-то, мам?
– А то и случилось, что отец твой любовницу себе завел! Представляешь? Мой муж – и любовницу! И даже более того – беременную любовницу! Сегодня на глазах у всего города повез ее в роддом. Сам в приемный покой отвел, сам вещи забрал… Мне заведующая сразу на работу позвонила, рассказала все, и с таким удовольствием, главное! Я от стыда прям не знала, куда деться. Теперь позору не оберешься. Нет, ведь просила его, по-хорошему просила, не выводи на люди свой блуд! У тебя семья, у тебя дети! У тебя у дочери свадьба, в конце концов! А он… Ты только Милочке ничего не говори, ладно?
– Хорошо. Я не скажу. Мам… А он что, от нас уйдет, да?
– Нет. Не уйдет. Не посмеет. Надеюсь, не совсем перед семьей стыд потерял. Ты знаешь, я даже на уступки ему пошла – пусть и дальше бегает к этой своей… если уж так приспичило. Ничего, я стерплю. И не такое в жизни терпела. Но семью разрушать – не дам.
– Мам, а может… Раз уж так получилось…
Договорить ей мать не дала – резко повернулась, глянула в лицо с такой гневной болью в глазах, что Катя осеклась на полуслове и замолчала, опустив голову. Но сказать ничего гневного мама ей не успела – в прихожей хлопнула входная дверь, и обе они вздрогнули как по команде. Высвободившись из диванных подушек, мать напряженно выпрямила спину и, сурово поджав губы, проговорила торопливо:
– Не подавай виду, что ты все знаешь… Иди, я сама с ним поговорю…
– Мам, да это не отец, это Милка пришла, наверное. Только она так дверью хлопает…
– И Милочке ничего не говори, поняла? Не надо ей знать, у нее и без того психика неустойчивая…
– Чего это вы тут? – нарисовалась в дверях гостиной Милка, окинув их быстрым взглядом.
– Да так, сидим вот… Хлопоты свадебные обсуждаем… – с нарочитой жизнерадостностью объявила мама, снова откидываясь на подушки, – всего один день остался, а у нас еще, как говорится, и конь не валялся. Ты знаешь, Милочка, я тут прикинула кое-что и решила – не будем для свадебного кортежа машины заказывать. Дорого. На работе договорюсь, на наших, на служебных, поедете. Для загса две «Волги» возьмем и одну «Газель». В одной «Волге» жених с невестой и свидетели поедут, в другой – мы с папой и Катя. А все гости в «Газели» как-нибудь поместятся.
– Мам, а мы со Стасом решили без свидетелей обойтись, – быстро проговорила Милка, садясь на диван рядом с Катей, – Сейчас так можно, я узнавала. Все так делают.
– Нет, погоди… Как это – без свидетелей? Что это еще за новшество? Ты же знаешь, не люблю я никаких отступлений от правил! Еще скажи, что ты без фаты регистрироваться пойдешь!
– Но, мам…
– Не спорь со мной, Мила! Прошу тебя, не спорь! Пусть будет все, как у нормальных людей! И слышать ничего не хочу! Да я уже и ленты для свидетелей заказала, очень красивые, с золотым тиснением по краю и двумя кольцами! Кстати, завтра надо будет их у портнихи забрать…
– О господи… – только и вздохнула Милка, поднимаясь с дивана и направляясь к дверям гостиной. – Делайте вы, что хотите, я в этом уже не участвую… Спать лучше пойду, голова болит.
– Иди, иди, милая. Мы тут с Катюшей еще побеседуем, – ласково проводила ее в спину мать.
После ухода Милки они посидели минуту в молчании. Глянув в темное окно, мама вздохнула, произнесла тоскливо:
– Голова у нее болит, надо же. Если б она знала, как у меня голова от хлопот болит… Хочется же все достойно сделать, по высшему разряду. Сижу, каждую копейку выгадываю. С заведующей кафе договорилась – денег за аренду обещала не брать. И меню так организовать, чтобы недорого было, но достойно. А что делать – мы с отцом больших денег не зарабатываем. И взятки я не беру, как некоторые. Деньги, деньги, все в проклятые деньги нынче упирается. Ой, кстати! – вдруг оживилась она, снова поднявшись из подушек. – Я же забыла тебя спросить! Ты как, у Нюси была сегодня?
– Была, мам.
– Ну? И как она тебя приняла?
– Да нормально.
– Господи, да не тяни резину, доченька! Ты ей намекнула про квартиру для Милки?
– Намекнула, мам.
– И что?
– Ничего. Она ей в подарок ковер вышивает.
– Не поняла… Какой ковер?
– Обыкновенный. Ручной работы. Как получила приглашение на свадьбу, так и вышивает с утра до ночи.
– Вот идиотка… Она что, издевается надо мной, что ли? А денег, значит, на хороший подарок пожалела? Вот жадина, а?
– Нет, мам, она не жадина. Тут другое…
– Ой, да ладно, спорить она со мной будет! Жадина, она и есть жадина. Так и помрет на своих деньжищах как собака на сене. Всех, всех деньги портят, всех до единого… Не зря в народе говорят – если родственник разбогател, с ним надо знакомиться заново, как будто он только-только с луны упал. Эх, Нюська, Нюська… Такая простая раньше была, мне в рот смотрела, а теперь и на драной козе не подъедешь… Тьфу! Расстроила ты меня, доченька. Ладно, спать пойду. Завтра тяжелый день предстоит…
Держась за поясницу, мама тяжело поднялась с дивана, протопала на отекших ногах к дверям гостиной. Обернувшись, глянула на Катю так, будто хотела сказать что-то важное, но передумала, лишь слабо махнула рукой в сторону кухни:
– Там в холодильнике суп есть, ты ж не ужинала… И посуду помой, ладно?
– Да, мам. Я помою. Иди ложись.
Через час, повозившись на кухне с посудой и приняв душ, Катя на цыпочках зашла в детскую. Милка спала, свернувшись калачиком под одеялом, сопела совсем по-детски. Милка, Милка, маленький взъерошенный воробушек. Бедная сестрица. И невеста – без места…
* * *
– Катя, у меня аврал, я ничего не успеваю! Я всю ночь практически глаз не сомкнула, Катя! Сегодня последний день, а я ничего, ничего с этой свадьбой не успеваю!
Мамин голос в трубке захлебывался, переливался на одной непрерывной ноте, как припев популярной песни, которая, если привяжется, то звучит и звучит в голове без пауз и перерывов. Из песни, как говорится, слова не выкинешь, и с маминым монологом та же история – лишнего слова не вставишь. Спрашивается – и зачем надо было мобильник из сумки хватать? Лежал бы там себе, захлебывался тревожными звонками.
