– Но… как же… боже… – остатки порядочности боролись во мне с приливом мощнейшего желания. Я весь дрожал как испуганная лошадь. Мне казалось, что в любую минуту мои ноги подогнутся, и я просто повалюсь на пол, опозорившись перед девушкой своей мечты.
Мой камзол уже валялся где-то на полу, мою рубашку уже стаскивали с плеч, когда я опомнился и прохрипел:
– Тания… ваши родители… мы не должны…
– Не думай об этом…
Она заставила меня замолчать жарким поцелуем, опалившим мои губы. С этого момента я мог только двигаться вместе с ней к исполнению заветного желания. Тания ловко управлялась с моей одеждой, потому что у меня дрожали руки, а мысли разбредались от попыток осознать, что это все на самом деле, что мы сейчас разделим то сокровенное, что навеки связывает мужчину и женщину. Я не оценивал ее поступок с точки зрения правильности или неправильности, я верил, что сила любви дала нам право на этот шаг.
Оставшись в одной рубашке, я потянулся к ней, ощутив руками только тонкую ткань и изящные изгибы. Кровь прилила к моей голове, когда я представил, что предстоит и какая ответственность ложится на меня. Мне казалось, что у меня дрожат даже губы – настолько я был взволнован.
Ее ладони прошлись по моей груди, бокам, остановились на бедрах и направились туда, где мое тело уже было готово ко всему. Я задрожал еще сильнее, когда Тания прикоснулась ко мне в сокровенной ласке. Я и не знал, что бывают такие ощущения, не подозревал о них и не испытывал. Все годы муштровки меня держали в строгости нравов тоже. Лишь единожды украденный поцелуй, вот и все мои победы.
Горячая волна затопила меня до краев. Как в бреду я ощутил, что уже нахожусь на кровати, лежа на спине. Тания легла рядом, возвращая свои губы к моим и продолжая ласкать меня. Я попытался прикоснуться к ней в ответ, но когда моя рука легла на ее грудь, она отодвинулась, давая понять, что ей это не по нраву или она стесняется. Я был слегка запутан и не знал, что мне делать дальше, когда моя рубашка поползла вверх и прохладный воздух накрыл разгоряченное тело.
Я дернулся, мое волнение усилилось, и я стал задыхаться от подкатившего к горлу комка. Этот момент требовал от меня многого, настолько многого, что мне стало плохо от ответственности за это. Мои лоб покрылся влагой, ноги задрожали, а сердце пустилось вскачь.
Тания притянула меня к себе, потянув за руки, и села ко мне на колени. Ее теплая кожа наконец-то соприкоснулась с моей, и я чуть не лишился чувств от смятения. Я внезапно осознал, что что-то со мной не так, но не мог понять свое состояние. Как будто мои чресла сковал лед. Ощущение тяжести в ногах и невозможности пошевелить телом свободно, как я привык, напрягало меня.
Неловко я обхватил Танию, чувствуя под своими руками ее плавные изгибы, но, не смея показать ей, что мне неудобно и стыдно от своей неуклюжести. Я уложил ее спиной вниз и прижался всем своим телом к ее сладкой плоти. Она чувствовалась так хорошо, когда откинув голову, простонала и, призывно приподняв бедра, показала мне, что именно она хочет.
Я почувствовал, что нахожусь на грани. Мне необходимо было отстраниться, дать себе время, но у меня его не было. Тания обхватила мою плоть, и я не мог больше сдерживаться. С громким стоном я дернулся и прижался к ней, молясь, чтобы мое тело быстрее успокоилось.
Я был в ужасе и отчаянии, стыд охватил меня. У меня проступил пот, дрожали руки, я в отчаянии опустил голову ей на грудь, ожидая поддержки. Ее тело напряглось. Она на мгновение замерла, потом пошевелилась и спросила недоуменным голосом:
– Роберт… это что, все?
– Я… – слова давались мне с трудом, – … я не знаю…
– Не знаешь? – прозвучали язвительные слова.
Тания выскользнула из-под меня и отодвинулась как можно дальше.
Я тоже сел и опустил голову, обхватив ее руками. Мне было плохо.
– Боже мой…я думала, ты мужчина…
– Тания… – я пораженно повернулся к ней, но в темноте выражение ее лица было невозможно рассмотреть.
– Я хотела отдать тебе всю себя, думала, ты можешь составить мое счастье, быть моим мужем, дать мне детей… Но ты… ты просто неудачник…
– Я…
– Ни слова больше. Я ничего не хочу слышать.
Она поднялась, и шорох ткани дал понять, что она одевается.
– Тания… – мой умоляющий голос поразил меня самого.
Когда захлопнулась дверь комнаты, мне показалось, что захлопнулась дверь моей жизни. Я был просто в отчаянии. Я не понимал, как получилось так, что между нами все зашло так далеко. К такому я был абсолютно не готов, потому что она пренебрегла правилами приличия, поставив меня в условия, когда я должен был при горячем волнении сохранять холодную голову. А я не смог. Я очень сильно волновался, страшился показать себя несостоятельным в этом. И вот, так оно и произошло.
Сразу же после этого уехав из ее дома, я потом долго сидел у себя в комнате и прокручивал в уме все произошедшее.
Мне было стыдно за себя и за то, как все вышло. Я видел во всем этом только свои ошибки. Считал себя и на самом деле неспособным составить счастье достойной женщины. Потому что хорошее здоровье – это залог долгой полноценной жизни. Я был в отчаянии и чувствовал себя неспособным проявить себя.
На следующий день я получил от Тании длинное письмо, где она уведомляла меня, что наши отношения разорваны, что я ничтожный немощный мужчина и что ей жаль меня и мою семью, и только потому, что ей жаль моих родителей, то, что произошло между нами, останется при ней.
После этого я надолго потерял веру в людей и в женщин. Люди мне казались лицемерами, а женщины эгоистками и жеманницами.
Через полгода я поехал в путешествие по Европе, где и познакомился с виконтом де Моубреем. Он все пытался выудить у меня причины моей мрачности и нелюдимости. Сам он не отказывал себе в удовольствиях, раз за разом пускаясь во все тяжкие. Я отказывался разговаривать на эту щепетильную тему, но он не успокаивался и приставал ко мне, пока однажды не подловил меня в самый мой черный день.
Тогда я решился еще раз попробовать быть с женщиной, но опять в самый ответственный момент у меня ничего не получилось. Я был в отчаянии и, возвратившись домой, просто-напросто напился. Поглощая бокал за бокалом, я желал, чтобы мои муки быстрее закончились вместе с жизнью. Именно в этот момент самобичевания и самоуничтожения меня и подловил Колдер. Терпеливо задавая вопросы и выслушивая мои пьяные излияния, он разузнал все, что так тщательно скрывалось от него.
И с тех пор моя жизнь покатилась в ад. Колдер теперь не просто знал мою тайну, он еще и весьма учтиво потом дал мне понять, что такие секреты требуют материального подспорья. Поэтому я регулярно оплачивал его карточные долги и не знал покоя. Он грозил рассказать все не только моему отцу, но и той женщине, что когда-нибудь согласится выйти за меня замуж.
Мне было страшно, ненадежно и тоскливо. Когда мой отец приказал мне выбрать себе будущую жену, я впал в ступор, потому что кроме состояния и имени ничего не мог ей предложить. Я был подобием мужчины, жалкой тенью, которой не заслуживала ни одна женщина. Но мой отец… он не должен был знать правды. Иначе, он мог бы со мной поступить так, как это свойственно только ему. Жестко и без полумер.
