Пределом стал тот день, когда с утра прискакал всадник, почти загнав взмыленную лошадь. Гонец сообщил, что около южной границы Хартфордшира, в лесу, был обнаружен труп светловолосой девушки, по-видимому, растерзанной каким-то зверем. Лорда Клиффорда просили выехать на место, чтобы опознать тело.
Побледневшая как смерть леди Эсмерелда начала было что-то говорить по поводу того, чтобы выехать вместе с сыном, как Амабель, издав стон, неожиданно упала в обморок. Роберт кинулся к ней, в то же время, призывая мать подать воды. Положил жену на кушетку и чуть расшнуровал ей корсет.
Спустя некоторое время Амабель открыла глаза и с удивлением посмотрела на спавшего с лица мужа и грустно улыбающуюся свекровь.
– Что со мной случилось? – слабым голосом спросила она.
– Ты упала в обморок, – взволнованно сказал Роберт. – Как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит? Дать воды?
– Успокойся, сын, – произнесла леди Эсмерелда, положив руку на плечо сына. – Думаю, отдых, свежий воздух и отсутствие волнений будет твоей жене только на пользу… И будущему ребенку тоже.
– Что?! – Амабель даже приподнялась на локте.
Роберт впал в ступор. Он замер и, казалось, не мог произнести ни слова.
– Думаю, стоит вызвать врача, чтобы убедиться в правильности моих предположений, – мягко заметила леди Горсей. – Но я уверена, что права.
На глазах Амабель проступили слезы. У сине-зеленой птицы теперь есть не только гнездо и пара, теперь ей есть ради кого жить, есть, кого любить и защищать своим серебряным клювом и сильными когтями. Возможно, пока у нее не получится совершить полет как раньше – ее очаг чуть потрепался от невзгод – но сердце поет песню о любви и нежности, о счастье и тепле, о заботе и благоговении. И особенно о том крошечном огонечке, который потом станет огромным пламенем, поглотившим всю их жизнь без остатка.
Глава 16
– Ты его привез?
– Привез, привез. Господи, Клиффорд, остынь, а то скоро вскипишь как чайник.
– Я очень волнуюсь. Ты просто не понимаешь.
– Прекрасно понимаю.
– Нет, не понимаешь.
Вистан Монфор скептически посмотрел на своего друга, взволнованно расхаживающего по комнате.
– Ну, хорошо. Возможно, я что-то не понимаю, но сочувствовать и помогать могу. Иди, распорядись по поводу этого засушенного сморчка, пока он не довел всех твоих слуг до невменяемого состояния.
– А что такое? – растерянно поинтересовался Горсей.
– Во-первых, он приехал с немыслимым количеством багажа, будто решил тут обосноваться на год, а во-вторых, решил лично проследить за своими вещами, явно никому не доверяя. Так что, хочу тебя предупредить, этот доктор еще тот фрукт.
– Он уважаемый человек! – не согласился с оценкой Монфора граф. – И его весьма ценят за его профессиональные качества.
– Ха.
– Главное, чтобы он заверил меня в том, во что я пока боюсь верить, – пробормотал Клиффорд.
– Заверит.
– Вистан! Ради Бога, не шути такими вещами.
– И не думал. Просто счастливая звезда должна же, в конце концов, светить только для тебя.
– Спасибо, Вистан.
– Иди, поторопись.
Роберт, не теряя времени, направился в сторону комнат для гостей. Даже не зная расположения, можно было издали определить, куда разместили гостя, по шуму, раздававшемуся там. Старичок, по ходу дела, распекал за что-то провинившихся слуг. Подойдя ближе, хозяин поместья смог расслышать слова ворчливого доктора.
– Я же вам говорил, что этот ящик особо ценен, да. Там те настойки, которые никак нельзя заменить, если они разобьются! А вы его швырнули как будто там пуховые подушки!
– Но господин доктор…
– Ничего не желаю слышать, да! Вот увижу вашего господина, я все ему…
– Здравствуйте, доктор Фицлан. Надеюсь, вы хорошо добрались? – перебил его гневную речь Роберт и вошел в комнату.
– Ааа… – растерялся разошедшийся старик. – С кем имею честь?
– Я граф Клиффорд. Виконт Монфор привез вас по моей просьбе.
– О! Милорд! – доктор кинулся к нему на встречу и пылко пожал ему руку. – Рад познакомиться, да, очень рад. Да. Как ваша супруга?
– Ей нездоровится, и она ждет, что мы ее навестим в ближайшее время, если вы не возражаете.
– Нет, нет, ну что вы. Мне только привести себя в порядок после долгого пути, да. И проверить как доехали мои пузырьки, после того как ваши слуги их покидали, да.
– Уверен, это недоразумение, и больше такого не повторится. Я накажу виновных, доктор, не сомневайтесь.
– Ну… наказывать не обязательно, да. А вот выговор сделать! И непременно, да!
– Так и поступлю, – серьезно заверил его Горсей, спрятав улыбку. – Жду вас в гостиной, после того как приведете себя в порядок. Слуга проводит вас.
Выйдя в коридор, Роберт подозвал к себе лакея.
– Генри, проследи, чтобы те, кто заносил его багаж, больше не попадались ему на глаза.
– Будет сделано, милорд.
– И скажи, что я сделал им выговор, – улыбнулся граф.
– Милорд, – поклонился слуга.
Пока доктор не присоединился к нему в гостиной, лорд Горсей нервно мерил шагами расстояние от двери до окна. Туда и обратно не меньше десятка раз, пока не сбился со счета. Мысли, как вспугнутые птицы, все ни как не хотели собраться вместе, чтобы дать измученному думами хозяину хоть минуту покоя.
Последние дни выдались невероятно суматошными и тяжелыми для всей их семьи. После немыслимого предположения леди Эсмерелды Роберт с трудом собрался с духом, чтобы хотя бы начать верить в это. Ребенок. У него. Который только-только начал себя ощущать настоящим полноценным мужчиной. Может родиться ребенок. Это просто не укладывалось в его голове.
После логичного замечания Амабель, что кроме одного щекотливого обстоятельства, которое, впрочем, уже преодолено, он является нормальным полноценным мужчиной, Клиффорд, наконец, признал, что возможность появления ребенка очень высока.
Как справедливо изрекла его жена, этих возможностей у него может быть сколько угодно, было бы только на это его желание. Роберт судорожно сглотнул и заставил себя расслабиться после таких потрясений.
Собравшись с мыслями, лорд Горсей первым делом написал своему другу, виконту Вистану Монфору, с просьбой привезти в его имение столичное светило медицины, доктора Фицлана, чтобы он смог оценить состояние здоровья его жены. А сам, тем временем, отправился на опознание той страшной находки, что обнаружили на границе графства Хартфордшир. Он спешил разделаться с этим в преддверии, возможно, одного из самого радостного события в его жизни. Ребенок! Бог мой! От одной этой мысли его перетряхивало как при сильнейшей лихорадке.
