Маркиз Нортгемптон еще не разговаривал с дочерью наедине, очевидно решивший держать хорошую мину при плохой игре. Так, будто никто не убегал, никого не искали и все мирно и дружно надеялись на приезд именно этих гостей. Розалинда сначала очень нервничала, ожидая, что вот-вот отец затребует ее для приватного разговора, затем злилась из-за навязчивого внимания маркиза Лорна, а потом постепенно ею овладел страх перед предстоящим разговором. Ей стало казаться, что когда отец посмотрит на нее своими голубовато-ледяными глазами, у нее отнимется язык, она забудет, как дышать, а сердце устроит пляски Святого Витта. Ее бросало то в жар, то в холод, и, в конце концов, она настолько себя довела ожиданием неминуемой беседы, что оказавшись в конце дня в безопасности своей комнаты, безудержно разрыдалась, проклиная себя за слабость духа. Прежняя Розалинда, под защитой надменности и язвительности, чувствовала себя как за каменной стеной. Теперешняя, с пробитой брешью и растерявшая весь свой воинственный дух, ощущала себя обессиленной и духовно нагой.
Амабель кидала ей сочувствующие взгляды весь вечер, но, увы, это помогало мало. Перед лицом неизбежности каждый человек оставался одиноким, потому что сталкивался с последствиями своего собственного греха. Розалинда это понимала как никто другой и боялась этого. И жизнь ей виделась одним мрачным и размытым пятном.
Ранним утром следующего дня, не успела леди Розалинда привести себя в порядок, как дворецкий передал распоряжение маркиза Нортгемптона, чтобы миледи, как встанет, прошла вниз в кабинет. С горечью отметив про себя, что отец даже не поинтересовался позавтракала ли дочь, тем не менее она быстро спустилась по лестнице, зная как отец не любит опозданий.
Войдя в комнату, она отстраненно поздоровалась, не ожидая ничего хорошего от этого разговора. Маркиз холодно взглянул на нее. Девушка почувствовала, как по ее позвоночнику прошлась ледяная волна.
– Итак, дочь моя, – начал он. – Ты соизволила вернуться после того, как самым вероломным образом скомпрометировала всю нашу семью. Вернулась и даже не попросила прощения!
Розалинда задохнулась от возмущения.
– Я извинилась перед…
Отец ее перебил.
– Ты опозорила весь наш род своим безрассудным поведением. Поставила под угрозу мою репутацию! Я – маркиз Нортгемптон, правая рука нашего сюзерена, вынужден был изворачиваться и лгать, чтобы сохранить хотя бы видимость благополучия.
– Отец…
– Ты знаешь, сколько усилий потребовалось, чтобы его светлость герцог Глостер не потерял интереса в твоем браке с его сыном Артуром. Значительное состояние, в будущем герцогский титул! Надо быть совсем не в себе, чтобы отказаться от такой партии! Ты понимаешь, что поставлено на карту? Это же практически политический брак, а ты мне вставляешь спицу в колесо! (прим. автора: аналог нашей поговорки вставлять палки в колеса)
– Я ничего не вставляю! – вклинилась Розалинда, найдя в себе силы, чтобы противостоять обвинительной речи. – Я просто не смогу стать его женой. Он мне противен.
– Это что еще за разговоры?! – от возмущения маркиз даже встал с кресла и сделал несколько шагов навстречу дочери. – Ты понимаешь, что говоришь?! Отказаться от обеспеченного своего будущего и будущего своих детей из-за какой-то там неприязни? Разве это важно для семейной жизни?
– Я считаю, что важно.
– Мало ли, что считаешь ты! – выкрикнул маркиз, выведенный из себя ее упрямством. – Ты должна слушаться и почитать своих родителей! Я тебе нашел прекрасного мужа, с безупречной репутацией, состоянием и титулом. В ответ я жду благодарности и послушания! Все. Никаких пререканий и глупостей, никаких бредней о любви и счастье. Удел женщины – слушаться мужа и рожать детей. В этом и заключается твое счастье. А твои дети появятся так скоро, как только ты выйдешь за маркиза Лорна. А он непременно обеспечит тебя своими наследниками.
Розалинда мрачнела с каждой секундой. Под конец этой тирады, она поняла, что с отцом бесполезно спорить и что-то доказывать. Ею овладела безнадежная тоска и уныние. Раз уж отец что-то задумал, он это сделает. Она подняла голову и посмотрела на маркиза, который расхаживал по кабинету и продолжал изрекать те же мысли, но уже другими словами. Розалинда осознавала, что может несколькими фразами избавиться от ненавистного брака. Но лишь представив, как она излагает отцу причину, по которой ни один уважающий себя лорд не женится на ней, Розалинда тут же отказалась от этой идеи. Второго позора маркиз бы ей не простил.
– И скажи спасибо, что я не отходил тебя розгами за твой побег! Опять же благодаря маркизу Лорну. Ни он, ни его отец не должны догадаться, что ты умудрилась выкинуть. Как только гости уедут, я из тебя вытрясу все подробности твоего проступка. И только попробуй хоть что-то скрыть. А теперь вон отсюда. Готовься, что сегодня маркиз сделает тебе предложение, и ты его примешь. В этом твой долг перед семьей и цена за тот позор, что ты навлекла на наши головы. Свободна!
Розалинда стиснула зубы и направилась к двери. Но, не дойдя до нее пары шагов, развернулась и сказала то, что никогда бы не произнесла, если бы ее не загнали в угол.
– Бедная мама. Как же ей, наверно, ужасно жить с таким мужем как ты.
И выпустив эту стрелу, она поспешно вышла. Отойдя на некоторое расстояние, она услышала, как в кабинете что-то разбилось.
***
Амабель и Роберт сидели на кровати в ее комнате, наслаждаясь кратковременным уединением. Граф обнимал за плечи жену, прижимая к себе так близко, насколько это возможно. Вчера, раздраженный и злой после общения с дорогими гостями, он все никак не мог успокоиться, расхаживал и изливал жене свое возмущение поведением маркиза Лорна. По его мнению, этого напыщенного осла следовало как следует проучить, чтобы тот запомнил раз и навсегда, что нельзя ухаживать за чужой женой, что он должен был обосноваться рядом с Розалиндой и, воспользовавшись моментом, поговорить с ней, чтобы получше узнать. А этот кретин пялился на Амабель и только время от времени что-то изрекал Розалинде. Отвратительный тип.
Графиня пыталась его успокоить. По ее мнению, ничего особо неприличного или ужасающего не произошло. По крайней мере, ничего такого, за что стоило бы бить по лицу или вызывать на дуэль. Кокетливо похлопав ресницами, она ему заметила, что он должен быть только рад, ведь его жена, несмотря на положение, все еще может привлечь внимание молодых людей. Клиффорд фыркнул, но неохотно согласился, что бить зарвавшегося наследничка не за что.
– Ладно, пусть живет, – великодушно разрешил Роберт.
– Вот спасибо, – улыбнулась Амабель. Она взяла руку мужа и поднесла к своим губам. – Ты очень добрый. И красивый.
Клиффорд довольно хмыкнул и чуть растаял. А уж когда они с Амабель приникли друг к другу в страстном поцелуе, совсем расслабился и выкинул дурные мысли из головы.
Его рука привычно легла на округлившуюся талию жены. Слышать сердцебиение ребенка было еще рано, как сказал доктор Фицлан, но удержаться, чтобы не прикасаться к чуду, которое совершили они вдвоем, было невозможно. Роберт каждый день благодарил Бога за то, что Он направил его выбрать именно Амабель, и что все его страдания наконец-то искупились. Настоящее волшебство – вот что носила его жена в своем чреве. Их ребенок, надежда и счастье.
