Если Кадэр и была удивлена подобным поворотом, вида не показала.
– Вы? – с презрением оглядела она его с головы до ног. – И кто же вы такой? – надменно вопросила она.
– Персона весьма скромная, чаще всего не стоящая высочайшего внимания, – с кривой усмешкой ответил он. – Но самая маленькая змейка бывает ядовитей королевской кобры. В вашем, или, точнее, нашем случае, сударыня, это утверждение правильно.
– Не понимаю, – тонкая изящная бровь Флёр вопросительно изогнулась.
– Я тоже, – призналась Каролина, немало заинтригованная как заявлениями, так и поведением оруженосца мужа.
– Не терплю, когда дорогим мне людям вредят. Вы посмели сделать именно это, – заявил Питер. – Я не намерен спускать вам этого с рук.
– Ты?! Не намерен? – вызывающе расхохоталась Кадэр.
В её поведение не осталось и следа напускной мягкости, оказывающей на мужчин такое магнетическое воздействие.
– Да кто ты такой, чтобы твои намерения вообще означали хоть что-то? Забыл своё место? Охотно укажу! Оруженосец это всего лишь слуга, рангом ненамного превышающий лакея.
– Весьма опасная привычка недооценивать как тех, так и других. Промашка может дорого стоить. То, что вы не замечаете нас не значит, что мы не примечаем каждый ваш шаг. А иногда даже готовы заставить вас заплатить по счетам.
Вы чувствуете себя в безопасности, зная великодушный нрав моего господина? А может быть, как и я, подозреваете что не настолько он заинтересован в собственной жене, чтобы вам начинать беспокоиться за собственное благополучие? Любой другой зная о том, что вы натворили, разве не поспешил бы свернуть змее голову? Но люди вроде Сида Кайла всегда недооценивают как сильные, так и слабые стороны женского характера.
Я же успел усвоить урок. Знаю, что как не опасен и не свиреп порою молодой лев, змеи и осы хуже. Их следует уничтожать. Уничтожать без сожаления, так же, как хороший садовник выпалывает сад от плевелов.
– Не слишком ли много слов? – презрительно передёрнула плечами Кадэр.
– Я хочу, чтобы меня поняли. Но не ваше понимание мне нужно. Каролина, – повернулся к ней лицом Питер, – разве вам не кажется, что то, что намерен сделать я, должен был сделать ваш любимый муж? Он непременно сделал бы это, если бы любил или хотя бы ценил так, как вы того заслуживаете?
Каролина нахмурилась.
Какая-то часть её была абсолютно согласна с Питером и тихонько радовалась союзнику. Вторая половина насторожилась, как кошка, чующая невидимую опасность в тёмном переходе.
– Что вы намерены сделать? – на всякий случай решила уточнить она.
– Убить эту шлюху.
– – Как мелодраматично! – фыркнула Кадэр. – Это же уже просто смешно. Пока всё, что ты делаешь, это болтаешь без умолку, – усмехнулась Кадэр. – И тут маршал тебе действительно не соперник. Он человек дела.
– И это всё, что вы хотите нам сказать? – перевёл взгляд с Каролины на Кадэр Питер.
– Хочу вам сказать? – не сдержавшись, снова фыркнула куртизанка.
– Вы правы. Говорить совершенно не о чем. Ваши деяния говорят лучше слов.
– Вам с вашим пафосом только вирши со сцены читать.
От фанатического блеска в глазах Питера Каролине сделалось не по себе.
– Каждый должен платить за то зло, что причиняет другим. И вы заплатите. За всё.
– Чего же вы хотите? Запереть меня? Обличить? Судить? – насмешливо тянула куртизанка пока Питер приближался к ней.
Питер остановился в трёх шагах, загораживая собою Флёр от Каролины.
Когда та тихо, сдавленно вскрикнула, издавая горлом неприятный булькающий звук, Каролина толком не успела понять, что случилось.
Осторожно придерживая, Питер опустил вздрагивающее тело куртизанки на пол, на яркий ковёр с медальонами из цветов.
Зачем-то Каролина сделала несколько шагов в сторону, понимая, что сейчас её взгляду откроется.
Рукоятка ножа торчала из правого подреберья. На губах Флёр красным цветком распускалась тёмная, почти чёрная кровь. Из раны она текла так обильно, что мокрые пятна уже успели пропитать ковёр.
– Ну, вот и всё, – произнёс Питер, вырастая над своей жертвой и поворачиваясь к Каролине. – Вы отомщены, сударыня.
Каролина не могла проронить ни слова. Она оцепенело наблюдала за тем, как, несколько раз вздрогнув, Кадэр застыла, глядя в потолок пустыми глазами, больше всего напоминая в этот момент поломанную куклу.
– Никто больше не посмеет причинить тебе вреда, клянусь, – пылко заявил Питер.
Каролина в отвращении и ужасе отпрянула от протянутой к ней окровавленной руку, отшатываясь чисто инстинктивно.
– Что вы наделали? Зачем?!
Во взгляде Питера сверкнуло сначала нечто похоже на обиду, а потом и вовсе откровенная злость:
– Только не говорите, что не хотели этого! Не будьте лицемеркой! Вам это не идет!
– Я хотела, чтобы Кадэр наказали, но не так.
– Теперь она наказана, дорогая.
– Не смей называть меня так! Не здесь. Ни сейчас. Никогда! Ты – убийца! Ты просто взял и зарезал её, как курицу! И рука не дрогнула.
– У курицы больше права на жизнь, чем у этой твари.
Каролина понимала, что нужно подойти, удостовериться в смерти Кадэр, пожет быть, оказать помощь. Хотя в глубине сердца она знала, что помочь уже ничем нельзя.
– Я не хочу терять время на никому ненужные пререкания, – снова потянулся к Каролине Питер. – Я сделал это для тебя. То, что ты якобы не хотела этого – всё ложь! Ты сама знаешь это.
Каролина, прошу тебя! Не лги ни себе, ни мне. Думаешь, я не видел, какими глазами ты смотрела на меня раньше? Думаешь, ничего не замечал? Ничего не понимал? Тебя вынудили выйти замуж за герцога. Не знаю, какими угрозами или посулами, но знаю точно – ты его не любила. Ни дня! Ни часа!
Это мир ко многим несправедлив, но к женщинам? К женщинам он не справедлив вдвойне! Его устройство обрекает вас на муки, сковывая путами долга, приковывая к людям недостойным и низким, таким, как маршал. Прожить всю жизнь, не узнав, что такое настоящая мужская любовь – это слишком горькая судьба. И пока я жив, я не отдам тебя! Я буду бороться! Только позволь мне просто быть рядом…
Каролина в ужасе смотрела на искажённое бурными страстями лицо, на протянутые к ней руки, покрытые засохшей кровью.
– Оставьте меня, сударь, – слабым от дурноты голосом проговорила она. – Вы… вы сошли с ума?
– О, нет! Никогда прежде я не был настолько самим собой, как сейчас. Я должен был вступиться за вас ещё тогда, полгода назад, ещё до проклятой свадьбы, я знаю. Но я тогда был слаб. Презренный раб, просто стоял и смотрел, как вас, такую чистую, невинную и светлую, отдают воплощённому пороку. Никто не желал видеть ни ваших слёз, ни вашего отчаяния.
