Голос отца стих, растаяв в памяти, как и положено призрачным видениям.
Сид действительно отличный воин. Но он ранен. Не слишком ли рискованно вечно ввязываться сейчас в новый поединок?
Каролина устала от приключений. Ей хотелось спокойной, размеренной жизни. Но вместо романтических посиделок перед камином, намечалась очередная драка. А дальше, судя по всему, возвращение в столицу и даже, не дай Бог, ко двору, в липкие объятия Её Величества.
То, что Сид сильнее Питера Каролина нисколько не сомневалась. В честном бою, где у соперников равные шансы, маршал мог разделаться со своим оруженосцем шутя, даже не вспотев.
Видимо, понимая это, Питер и решился использовать наёмников.
Спустя какое-то время Каролина поняла, что больше не может бездействовать. Ей жизненно необходимо помириться с мужем. Объяснить свои чувства. Заставить Сила понять, что единственное, что её по-настоящему волнует, это её семья и их совместное с Сидом будущее.
Позвонив в колокольчик, Каролина потребовала у горничной помочь её одеться.
– Но, ваша милость, разве доктор не приписал вам постельный режим?
– Я не собираюсь никуда идти, хочу лишь немного прогуляюсь по дому. У меня от долгого лежания всё тело затекло. Причеши меня.
Горничная больше не посмела перечить.
Каролина с досадой смотрела на собственное отражение в зеркале.
Обладая от природы крепким здоровьем, жизнерадостным характером, она раньше почти никогда не болела. Но события последнего времени оставили следы на лице.
Всегда изящная, Каролина теперь выглядела откровенно худой – ключицы выпирали, кожа на скулах натянулась, а глаза сверкали, как у голодной кошки. Казалось это осунувшиеся личико с тенью под глазами и не она вовсе.
– Я похожа на чучело! – ужаснулась она.
– Как прикажите уложить волосы, миледи? – уточнила горничная.
– Не укладывай, просто расчеши хорошенько, лишь бы вернуть им хоть какой-то блеск, – огорчённо вздохнула Каролина.
Струящиеся локоны делали её образ чуть более легкомысленным, визуально смягчая наметившиеся острые углы.
Каролина с бьющимся сердцем подошла к комнате своего мужа с таким чувством, будто шла по вызову матери-настоятельницы пансиона при монастыре, где когда-то училась. Взгляд рассеянно скользил по двери из красного дерева, покрытой странными завитками, одинаково похожими как на вихри, так и на волны.
Посозерцав их несколько секунд, Каролина, глубоко вздохнув, наконец решилась постучать.
Несколько секунд ничего не происходило. Потом раздался звук проворачиваемого ключа и дверь распахнулась.
Для Каролины, привыкшей к всегда безупречному, собранному виду мужа, открывшаяся картина была непривычна.
Ворот белой рубашки Сида распахнулся, волосы в живописном беспорядке падали на лоб. Лихорадочный блеск глаз, такой же румянец – всё в совокупности не могло не внушать тревогу.
– Каролина? – медленно протянул герцог, меряя её взглядом с ног до головы. – Вы? Признаться, я не ждал вашего визита.
В синих глазах промелькнула искра.
– Что-то стряслось?
– Нет, – покачала она головой. – То есть – да. Я… мне просто нужно было вас видеть. Мы не слишком хорошо закончили наш прошлый разговор. Я хочу помириться.
– Ну что ж? Заходите, коль пришли, – посторонился Сид, пропуская её в комнату. – И садитесь, – добавил, падая в кресло, стоящее спинкой к огню, из-за чего его голову окружал багровый нимб. – Так о чём вы хотели со мной поговорить?
Разбросанные по полу бутылки не оставляли возможности сомнений в источнике происхождений его возбуждённого состояния.
– Ты пьян? – Каролина скорее испугалась, чем возмутилась, но между тем голос её звенел от злости. – Сид! Ты с ума сошёл?! В твоём состоянии пить нельзя! Это может отяготить протекание болезни, наметив не благоприятный кризис!
– Ух, ты? Ты, оказывается, и в медицине тоже разбираешься? Восхищён! «Благоприятный кризис»? Я и слов-то таких не знаю. Что бы это значило?
– Зачем ты напился? – всплеснула руками Каролина.
– Даже не знаю, что на это ответить. Захотел надраться и надрался – такое объяснение подойдёт?
– Нет.
–Жаль. Другого нет. Не будьте занудливой букой, Каролина. Вам это не идёт. Лучше составьте мне компанию. Пить в одиночестве скучно.
– Я, в отличие от вас, люблю себя и ценю моё здоровье. Так что спасибо за предложение, но– нет.
– Не хотите – как хотите. А мне налейте.
Сид протянул руку с бокалом. Каролина машинально наклонила очередную бутылку с красным вином.
В мерцании камина красное вино походило на расплавленный рубин. Сид, любуюсь им, посмотрел бокал на свет и пристроил его рядом с собой на ручку кресла.
За окном свет стремительно таял, а небо чернело. Непоседливое пламя в камине порождало уродливые тени с одной стороны, подчёркивая безупречный профиль её мужа с другой.
– Сид, я всего лишь хотела извиниться за утренний инцидент, но вижу, вы не в состоянии сейчас.
– Ну что вы, дорогая. Принять извинения и объяснения я способен в любом состоянии, так что можете приступать к взятой вами на себя волшебной миссии. Я весь обратился в слух.
Каролина понимала, что её провоцируют. И к тому же провоцируют успешно. Обладая горячим темпераментом, она легко загоралась – интересом ли, гневом, азартом, чем-то новеньким. Однако, верная взятой на себя миссией миротворца, постаралась не давать себе волю, сдержать гневную вспышку.
– Вы так много сделали и для меня лично, и для моей семьи, – сказала она примирительно, желая сгладить наметившуюся размолвку. – Я повела себя неправильно. Прости меня, пожалуйста, Сид.
Слова давались через силу. Умение приносить извинения не были её сильным коньком. Откровенно говоря, она и припомнить не могла, когда в последний раз перед кем-то извинялась. Даже когда она была откровенно виновата, предпочитала просто забывать об этом после примирения.
Но жизнь с Сидом Кайлом многому её научила. Смирять собственный гонор в том числе.
– За что я должен вас простить, дорогая?
– Не должны. Но могли бы.
– О, прежде чем сказать да, я немного уточню, что же нуждается в выходе из вины? – саркастично протянул Сид.
Он успел опустошить очередной бокал и теперь тянулся за новой порцией к негодованию Каролины – негодованию, которому, увы, было не суждено выплеснуться.
Самообладание наше всё.
– Вы просите прощения в том, что не любили меня? Но так тут за что извиняться? Любовь – своевольное чувство. Приходит, когда захочет, уходит по своему капризу, когда нравится, нас не спрашивая.
