Пирс заметил, как на ее лице румянец сменился бледностью и предложил Шарлотте руку. На этот раз она не отказалась.
– Я все объясню, – сказал он.
Они пересекли тротуар и вышли на площадь. Там очень спокойно Пирс описал все произошедшее за последние полчаса. После того как миссис Хайвуд узнала, что дочь куда-то исчезла, у нее неожиданно случился приступ головокружения. Не помогли ни усиленные обмахивания веером, ни попытки посадить ее, чтобы она пришла в себя.
– Ваша матушка, – продолжал он, – предложила, чтобы сестры Паркхерст немедленно отвезли ее в усадьбу, а затем коляска вернется за нами.
Шарлотта покачала головой.
– Ну конечно! Конечно, она это предложила.
– Что-то мне не кажется, что вы сильно переживаете по поводу ее здоровья.
– Потому что нет причин для беспокойства. Будь такая причина, вы вытащили бы меня из лавки и сразу бы все рассказали.
Она довольно быстро уловила суть.
Гренвилл был весьма удивлен ее напористостью, когда Шарлотта задавала вопросы в парфюмерной лавке. Ей не доставало хитрости, но она, безусловно, обладала проницательностью. Когда Шарлотта впервые озвучила ему свой план, Пирс был против, но сказал себе, что причин для беспокойства нет.
Но затем девушка влезла к нему в окно и он пересмотрел свое отношение. Возможно, причина для беспокойства все-таки имеется. На самом деле, если не проявить осторожность, кто-нибудь может очень серьезно пострадать.
Шарлотта сжала кулачки.
– Теперь мы останемся наедине по меньшей мере на весь следующий час. Френсис будет брызгать слюной, распуская сплетни. – Она отодвинулась от него и села на уличную скамью. – Нельзя, чтобы нас приняли за парочку влюбленных.
Пирс сел рядом.
– Не могу же я уйти. Нельзя оставлять вас одну в незнакомом городе.
– Просто не садитесь слишком близко. – Шарлотта отодвинулась на дальний конец скамьи. – И не смотрите в мою сторону. И, главное, не обнюхивайте меня.
– Может, мне…
– Нет. – Она побарабанила пальцами по подлокотнику. – Это действует мне на нервы. Да-да, у моей матери нет чувства стыда. Она хуже, чем просто бессовестная женщина.
– На мой взгляд, она лишь хочет обеспечить ваше будущее.
Шарлотта покачала головой.
– Это навязчивая идея. У нее что-то не в порядке с головой.
– Нет, все в порядке.
– Говорю же вам, она ненормальная. Настоящая сумасшедшая.
– Нет, – еще более энергично запротестовал Пирс. – Это не так.
– Я знаю, что права. Она все-таки моя мать.
– Верно, но она совсем не похожа на мою мать, которая действительно сошла с ума. Так что у меня есть возможность вполне здраво судить об этом.
– О, Пирс! – Она опять пересела на середину скамьи. – Это ужасно.
– Все в прошлом. С того момента прошло много лет.
– Но ужас не забыт.
– Потом случалось нечто и более ужасное.
Шарлотта пристально посмотрела на него.
– Но тот случай так и остался ужасным. Не важно, кто вы теперь или как давно это произошло. И не притворяйтесь равнодушным. Вы не упомянули бы об этом, если бы оно не причиняло вам боль. А что случилось?
Гренвилл изложил только факты.
– Мать была больна уже давно, с тех пор как я помнил ее еще ребенком. Резкие перепады настроения – неистовое оживление сопровождалось неделями депрессии. После нескольких лет страданий она умерла во сне.
Просунув руку ему под локоть, Шарлотта тихонько вздохнула.
– Она умерла и успокоилась, – сказал Пирс.
Смерть как избавление? Возможно. Только перед этим были годы страданий. Ее слова вернули его к тем дням.
«Я не смогу! Я не смогу этого вынести!»
– Должно быть, это стало большим потрясением.
Он стиснул зубы.
– Не для всех. Мой брат был слишком мал, чтобы понять, и… Семьи, подобные нашей, не распространяются о таких вещах. Не знаю, почему я заговорил на эту тему сейчас.
Пирс вообще никогда не заводил разговора об этом. Ни с кем!
– Я знаю. Вы хотели успокоить меня, и у вас получилось. Я жаловалась на маму, совершенно не обращая внимания на ваши чувства. С моих слов получается, что мать, которая заботится о ребенке – самая тяжелая обуза в мире. Вы, должно быть, сочли меня бессердечной. – Она сжала его руку. – Простите меня.
– Вы не могли знать.
– Но теперь-то знаю и прошу прощения. Правда!
Пирс верил ей. Он слышал искренность в ее голосе. Шарлотта действительно сочувствовала его потере и раскаивалась в том, что невзначай обидела его. Без слезливой сентиментальности и мелодраматичных сцен.
Гренвиллу даже стало интересно, понимает ли она, насколько редок этот дар – принести извинения серьезно и исчерпывающе. То было проявление обходительности и учтивости, которыми он так и не овладел.
При всем при том Шарлотта была абсолютно открытым человеком – его в этом не проведешь.
А еще у нее были розовые, как нежные лепестки, губы и сияющие на солнце волосы.
Никогда прежде Пирс не испытывал такого острого искушения.
Пока они сидели в молчании, она легонько гладила его по рукаву, заставляя утрачивать последние остатки самообладания.
Каждая безотчетная ласка трогала сердце. Каждое прикосновение ощущалось все более остро.
Ничто не могло отвлечь его от того, как мягко опускается и поднимается ее грудь во время дыхания. Как едва уловимо бьется ее пульс у него под рукой. А идущее от Шарлотты тепло! А аромат!
Носком сапога Пирс постукивал по гравийной дорожке. Сколько времени потребуется коляске, чтобы доехать до поместья и вернуться за ними? Час по меньшей мере, если не два.
Он мог бы выдержать пытки любого рода, но один час вот такого мучения полностью разрушит его.
В любой момент Пирс мог потерять голову. Прямо здесь, на скамье он обнял бы ее и прижал к себе. Погрузил бы пальцы в эти золотистые волосы, крепко зажал бы ее в руках, чтобы удержать.
Удержать и не дать уйти.
Господи, что с ним происходит? Он буквально разваливается на части!
«Возьми себя в руки!»
Пирс прокашлялся.
– Мы собирались пройтись по магазинам. Что вам купить: шляпку или какую-нибудь безделушку?
– Давайте перекусим, если вы не против. Что-то я проголодалась.
С готовностью Шарлотта двинулась вслед за ним на постоялый двор, где они заказали пирог с мясом и почками, а еще эль для Пирса и лимонад для нее. На какое-то время они, по негласной договоренности, заменили разговоры едой.
