– Как – старая дева?! – во все глаза воззрилась на нее Лида. – Но ведь Василий Дмитриевич ваш внук!
– Точнее сказать, внучатый племянник, – смущенно улыбнулась Анаисия Никитична. – Его родной бабушкой была моя старшая сестра Анна. Именно она вышла замуж за бравого гусара Феденьку… за Федора Васильевича Протасова… – Легкий вздох приподнял худенькую грудь, затянутую муслином, и вздох этот очень многое сказал Лиде! – У нее родился сынок Митенька, но вскоре сестра моя умерла, и воспитывала Митеньку я. Федор Васильевич, едва сын родился, в полк уехал: на дворе был восемьсот двенадцатый год, француз с нами воевать пришел! Федор Васильевич из походов воротился без ноги, тяжко раненным, на сына поглядел, да недолго потом прожил. Вот я и осталась одна: Митеньку растила, потом Васеньку да с Протасовкой годами управлялась, потому что наше имение Самсоново досталось старшему брату моему.
– Да вы тут все кругом родня, как я погляжу, – подивилась Лида, вспомнив, что Авдотья Валерьяновна тоже была Протасова, а гнусный Модест Филимонович – Самсонов.
– Бывает такая родня, что не только хуже чужих, но и хуже врагов, – отмахнулась Анаисия Никитична. – Всю жизнь с братом и его детьми тягаемся из-за приданого моего! Он, против обычая, против воли покойных родителей, ничего мне не выделил, да и Аннушка бесприданницей замуж пошла. Но там любовь была великая, а мне за всю жизнь так и не посчастливилось…
– Откуда же тогда вы все знаете – про мужчин, про любовь, про то, что между мужчиной и женщиной бывает, и что муж должен сначала нагуляться? – жадно спросила Лида.
– Да из романов, откуда же еще?! – захохотала Анаисия Никитична. – Всю жизнь книжной мудростью жила. К тому же не забывай: мне пришлось и хозяйством в Протасовке заниматься. А где хозяйство, там и люди. А где люди, там и любовь, семьи, ссоры, смерть и жизнь… Бабы наши часто мне душу открывали, я и судила, и рядила, и мирила, и сватала, и детей крестила! На счастье, Василий заботливый хозяин, а вот отец его Митенька не бог весть каким был, поэтому и…
Она умолкла, махнула рукой.
– Что поэтому? – нетерпеливо спросила Лида.
– Поэтому каждый грош на устройство дел шел, – после небольшой заминки ответила Анаисия Никитична. – И не на что было мне такие наряды покупать, как у тебя. А что же это за диво! – воскликнула она и с девичьей легкостью бросилась снова копаться в ворохе верхних и нижних юбок, лифов с рукавами и без, разнообразнейших шалей, сорочек дневных и ночных, корсетов, панталон с кружевами и оборочками, чулок и туфелек, эскарпенов
[58] с завязками и уличных кожаных башмачков, пелеринок, шляпок, чепчиков, перчаток, вееров…
– Что за чудо эти веера! – вскричала старая дама, хватая сразу два: один муаровый
[59], переливчатый, зеленый, с наборным станком
[60] из слоновой кости, другой из органди
[61], расшитый крошечными разноцветными букетиками, на деревянном станочке.
Лида смотрела на нее с умилением, как на ребенка. Ну кто бы мог подумать…
– Зеленый веер подает надежду, – заявила Анаисия Никитична, – а вот это движение ее отнимает! – С этими словами она перехватила к веер в левую руку, раскрыла его и приложила к левой щеке. – Я говорю: «Нет!» А вот это – «Я вас люблю!» – Старая дама взяла веер правой рукой и указала на сердце. – «Я жду ответа!» – Сложив веер, она резко ударила им по ладони.
Лида таращилась во все глаза.
– Что, не знаешь языка веера? – засмеялась Анаисия Никитична. – Да я тебя в два счета научу, если хочешь!
И вдруг насторожилась, вслушиваясь в доносившийся откуда-то издалека бой часов. Отбросила веер, всплеснула руками:
– Боже мой, да ведь полдень бьет! Сейчас Васенька приедет! Обедать пора!
Лида почувствовала, что бледнеет.
– Я не хочу, – пробормотала она, чувствуя, как желудок сводит от голода, а сердце сжимается от страха.
– Ты не завтракала, и если не пообедаешь, у тебя не останется сил поехать с Васей. Он с утра до вечера в делах по имению, но я попрошу его на сей раз взять тебя с собой.
– Куда?! – перепугалась Лида. – Зачем?!
– Увидишь, – усмехнулась Анаисия Никитична. – Надеюсь, это вам поможет… поладить вечером.
Теперь у Лиды лицо запылало.
– Кстати, к ужину был зван Иона Петрович с супругою! – добавила Анаисия Никитична, и Лида почувствовала себя несчастнейшей на свете, однако бабуля Никитишна тотчас добавила: – К несчастью, Авдотья Валерьяновна занемогла, так что дядюшка твой приедет один.
Лида вздохнула с нескрываемым облегчением.
Анаисия Никитична понимающе хихикнула, а потом скороговоркой протараторила, выскакивая за дверь:
– Умывайся, одевайся пока здесь, комнату твою позже приготовят, горничную я к тебе пришлю. И через полчаса за стол!
– Я боюсь! – простонала Лида. – Я не хочу!
Но дверь уже захлопнулась.
Глава десятая. Встреча супругов Протасовых
Марфуша, горничная, присланная Анаисией Никитичной, оказалась красоты замечательной: рыжая, белокожая, немного похожая на козу своими широко расставленными, чуть раскосыми зелеными глазами. Но была она при этом настолько угрюмая и насупленная, что Лида украдкой вздохнула: не везло ей в этих краях с горничными! Сначала переменчивая Феоктиста, теперь эта нелюдимая Марфуша… Ну ладно, Феоктиста была верной служанкой Авдотьи Валерьяновны, а потому не могла не перенять некоторых отвратительных черт своей хозяйки, а этой-то с чего так коситься на Лиду и прислуживать ей швырком да рывком?
А что, если, вдруг подумала Лида, красавица не была обойдена вниманием холостого барина своего, Василия Дмитриевича? Наверняка влюблена в него, наверняка ревнует, опасаясь, что женатый господин перестанет ее замечать.
Ну что ж, пока ревновать не с чего… ведь женился Василий Дмитриевич на Лиде не по любви, а по принуждению! Вполне возможно, он и впредь не оставит Марфушу своими милостями! Это только по версии книжницы Анаисии Никитичны мужчина до свадьбы гуляет да перебешивается, а потом остепеняется и живет с одной лишь женой. А на самом-то деле вряд ли Протасов от такой сочной и яркой Марфушки-то откажется, какой бы красавицей жена его Лида ни была…
