Гилтас услышал слезы в ее голосе и внезапно осознал, что королева была бесчувственной ледышкой только снаружи, но никак не изнутри.
При виде Гилтаса Герард радостно просиял и рванулся вперед, чтобы поздороваться, но король осторожно покачал головой, и тогда соламниец, понявший его намек, повернулся к Эльхане. Едва взглянув на нее, он замер, восхищенный ее красотой, и так стоял с открытым ртом, пока королева не пришла ему на выручку:
— Рыцарь Герард, я искренне рада встрече с вами.
Отрезвленный звуком собственного имени, Герард наконец вспомнил, перед кем он находится, и, встав на одно колено, отвесил галантный поклон.
— К вашим услугам, госпожа.
Эльхана протянула руку.
— Поднимитесь, пожалуйста. Это мне следует преклонить перед вами колени, ибо вы спасли мой народ от неминуемой гибели.
— Нет, я тут ни при чем, — смутился Герард, покраснев до корней волос. — Вас выручили драконы. Я всего лишь прибыл вместе с ними и... — Он вдруг замолчал и обратился к Гилтасу: — Я так рад, что вы живы и здоровы, Ваше Величество... Я искренне скорблю о смерти королевы Лораны.
— Спасибо, Герард, — улыбнулся Гилтас, похлопав его по плечу. — Я счастлив, что наши пути снова пересеклись.
Соламниец обвел присутствующих внимательным взглядом.
— Герард, вы, кажется, хотите сказать что-то еще, — заметила Эльхана. — Пожалуйста, не стесняйтесь. Мы в долгу перед вами.
— О нет, Ваше Величество, — ответил он. Его речь и манеры были неуклюжими, но голос поражал своей чистотой и откровенностью. — Вы не должны так думать. Именно по этой причине я и не решаюсь говорить, хотя... — он посмотрел на солнце, — время идет, а мы стоим. К сожалению, я вынужден сообщить вам скверные новости.
— Если они касаются захвата нашей родины минотаврами, то мы уже знаем об этом, — опередила его Эльхана.
Герард не проронил ни слова.
— Я помогу вам, — продолжала она. — Вас интересует, выполним ли мы обещание, данное вам Самаром. Вы боитесь, что только чувство долга заставляет нас сейчас идти на штурм Оплота.
— Повелитель Тесгалл просил меня сказать, что рыцари поймут, если вы вернетесь сражаться за собственную родину. Однако ваша помощь была бы действительно неоценимой. Оплот защищают и армия живых, и армия мертвых. Мы опасаемся, что Такхизис постарается овладеть обоими планами бытия. Если она одержит победу, Тьма пожрет нас всех. Поэтому нам и нужны ваши храбрые воины. Если вы согласитесь, драконы отвезут вас туда. Они тоже будут принимать участие в битве.
— А каковы же плохие новости? Мой сын Сильванеш еще жив? — спросила Эльхана, и лицо ее побледнело.
— Понятия не имею, Ваше Величество, — признался Герард. — Я полагаю, что да, но точных сведений у меня нет.
Эльхана кивнула ему и повернулась к Гилтасу.
— Вы наверняка догадываетесь, что я скажу соламнийцам, племянник. Мой сын в тюрьме, и я сделаю все возможное и невозможное для его освобождения. — Ее щеки слегка порозовели. — Вы же, будучи лидером своего народа, вправе принять другое решение.
Гилтас мог радоваться тому, что отстоял-таки свои интересы, но радости он почему-то не ощущал — его единственным чувством в эти минуты была чудовищная усталость.
— Герард, если мы поможем соламнийцам вернуть их город, помогут ли они потом освободить наши земли? — спросил он.
— Это зависит от мнения Совета Рыцарей, Ваше Величество, — потупился Герард. И, словно понимая, что от него ожидали совсем другого ответа, горячо добавил: — Я не могу ручаться за других, но на меня вы можете рассчитывать.
— Спасибо, — сказал Гилтас — Тетя Эльхана, я с самого начала не скрывал своего неодобрения по поводу вашего плана, но сейчас это не важно. Наши мечты уже пошли прахом. Мы лишились родины и стали изгнанниками. Герард прав. Такхизис будет рада, если мы откажемся поддержать рыцарей, и при первой же возможности добьет нас окончательно. Я согласен с остальными. Мы должны идти на Оплот.
— Вы слышали, Герард? — подняла голову Эльхана. — Мы, сильванестийцы и квалинестийцы, как единая нация присоединяемся к другим свободным народам Ансалона, чтобы сразиться с Владычицей Тьмы и ее армиями.
Герард произнес подобающие в таких случаях слова благодарности. Теперь он мог уйти и был искренне рад этому.
Драконы кружили над долиной, отбрасывая на землю широкие тени. Эльфы приветствовали своих спасителей радостными восклицаниями, слезами и благословениями, и те чинно кивали им в ответ.
Вскоре они начали слетаться вниз, по одному и по двое, и воины целыми группами принялись забираться им на спины.
Эльфы снова отправлялись на битву, как во времена Хумы и Войны Копья. Воздух наполнился духом истории, и всадники запели свои песни — песни славы, песни победы.
Эльхана верхом на золотом драконе заняла место во главе группы. Подняв меч, она прокричала эльфийский боевой клич. Самар не замедлил к ней присоединиться, и через минуту они уже мчались сквозь облака на запад, в сторону Оплота. Слепой дракон, управляемый своей наездницей, взмыл следом.
Гилтас вызвался замыкать шествие: кто-то из королей должен был присутствовать на похоронах погибших. Эльфам пришлось кремировать павших в драконьем пламени, поскольку спешка не оставляла времени на сооружение погребальных костров, а отослать тела на родину они не могли по причине отсутствия таковой. Львица решила подождать мужа.
— Рыцари не придут нам на помощь, не так ли? — спросила она в лоб.
— Нет, — сказал Гилтас. — Мы будем умирать за них, и они будут восхищаться нами, но, когда битва закончится, они не станут точно так же умирать за нас. Они просто вернутся к себе домой.
Гилтас, Львица и несколько квалинестийских воинов забрались на последнего дракона, и он унес их в небеса.
А эхо еще долго носило по горам отзвуки громких и радостных эльфийских песен. Потом оно выдохлось и умолкло, и тогда в долине остались лишь безмолвие и дым.
29. Храм Дьюргаста
Галдар не видел Мину с момента ее триумфального возвращения в Оплот. Сердце его болело не меньше, чем тело, и он использовал свои раны в качестве предлога для того, чтобы, сказавшись больным, укрыться в палатке и избегать встреч с кем бы то ни было. Минотавр не переставал изумляться тому, что все еще пребывает среди живых, ибо Такхизис никогда не церемонилась с неугодными ей слугами, а он, вне всякого сомнения, принадлежал к числу таковых. Определенно, за него похлопотала Мина. В противном случае лежать бы ему сейчас обугленной головешкой рядом с гниющей тушей Малис.
Минотавр не стал слушать, о чем говорила Такхизис Мине. Ярость его в ту минуту была такова, что он мог бы камень за камнем разнести гору голыми руками. Однако, опасаясь навредить своей госпоже, он предпочел уйти подальше от пещеры и вернулся, лишь услышав зов Мины.