Он бросил в ее сторону недовольный взгляд и покачал головой:
– Не старайся, я не поверю в твое сумасшествие. Ты выглядишь чересчур хладнокровной для блаженной. Поэтому перестань изображать слабоумную, пока я не наказал тебя. Осмотрись вокруг. Что ты видишь? Думаю, мне нет нужды отвечать на твои глупые вопросы.
Крепко держа ее за руку, Дарвейн поднялся по лестнице в отведенную ему комнату. Здесь уже ничто не напоминало о ночном происшествии: ванну вынесли, пол протерли. Даже постель поменяли, и от свежих простыней едва ощутимо пахло лавандой.
Эсмиль на мгновение замешкалась в дверях. Ее вдруг сковало странное ощущение. Стоило лишь увидеть эту комнату, как воспоминания об унижении, что пришлось пережить в этих стенах, заставили девушку залиться горячим румянцем.
Облизав губы, Эсмиль невольно вспомнила, какие твердые ладони у Дарвейна и как жестко они держали ее тогда, вжимая лицом в подушку. Вспомнила запах его пота, остро-пряный, мужской, будто наяву ощутила вес горячего тела и ту силу, что бурлила у него под кожей. Странный жар пробежал по ее телу, заставив сердце забиться сильнее.
Мужчина с усмешкой сжал плечи девушки и нагнулся, с шумом втягивая аромат ее шеи.
– Да, малышка, мне тоже понравилось, – хрипло шепнул он. – Не переживай, следующей ночью обязательно повторим. А пока собери мои вещи и приведи себя в порядок. Нам пора отправляться.
***
Когда он вышел, надежно заперев двери, Эсмиль бессильно опустилась на кровать. Сгорбившись, она спрятала лицо в ладонях и сидела так несколько бесконечно долгих минут, пытаясь свыкнуться со своим положением.
Итак, этот грубый северный варвар тонко намекнул, что она далеко от своего дома. Да она и сама это уже поняла. Даже в портовых борделях побоялись бы удерживать силой подданную Амарры, ведь это было неслыханным преступлением против самой императрицы! Но что же теперь делать? Смириться со своей долей? Стать игрушкой для этого мужлана и его неотесанных дружков, похожих на свору диких собак? Никогда! Эсмиль ди Маренкеш никогда не унизится до того, чтобы служить мужчине.
Резко поднявшись, она решительно пересекла комнату и остановилась у ширмы, отделявшей уборную от основного помещения. Может, стоит привести себя в порядок и попробовать обольстить этого наглеца? Какой мужчина устоит против утонченной красоты амаррской аристократки? Только абсолютно слепой!
За ширмой обнаружился небольшой медный таз, призванный изображать умывальник, кувшин с холодной водой, брусок вонючего мыла и кусок серого полотна вместо полотенца. Над тазом на деревянной дощечке висело маленькое мутное зеркальце.
Эсмиль налила в таз воды, набрала в ладони и хорошенько умылась, желая вместе с грязью стереть с себя и все воспоминания, смущавшие ее душу. Не глядя, взяла полотно, приложила к щекам, затем, подняла взгляд и посмотрела на свое отражение.
Маленький кусок полированной бронзы слишком редко чистили, чтобы сейчас в нем можно было различить отдельные детали. Но одно Эсмиль поняла точно: девушка, смотревшая на нее из зеркала, была ей абсолютно незнакома!
***
Дарвейн сидел в общем зале вместе со своими людьми, когда со второго этажа раздался душераздирающий женский визг. Вскочив на ноги и едва не перевернув стол с только что принесенным обедом, мужчина бросился вверх по лестнице.
Пара его воинов тут же заблокировали двери на кухню и выход на улицу, а еще двое поспешили вслед за своим лэром. Никто не знал, что случилось, но еще никогда прежде им не доводилось слышать таких воплей.
Дарвейн не стал тратить время на поиски ключа, он просто высадил плечом хлипкую рассохшуюся дверь и ввалился в комнату. Его новоприобретенная рабыня билась в истерике, причем так натурально, что было просто невозможно поверить в ее притворство.
– Что это?! Что это?! – вопила она, дергая себя за волосы с такой силой, что в ее скрюченных пальцах оставались целые пряди.– О, Всевидящая Мать! Что ты со мной сделала!
Схватив ошейник, плотным кольцом обвивавший ее тонкую шею, она попыталась его сорвать. Но тут же хлесткая пощечина обожгла ее лицо, заставив резко оборвать крик.
– Ты что здесь устроила? – прошипел Дарвейн, вздергивая ее на ноги. – Я ведь предупреждал тебя, не создавать мне проблем.
Эсмиль тихонько завыла, тыкая пальцем в валявшееся на полу зеркало.
– Да что с тобой?! – мужчина в ярости встряхнул ее такой силой, что у нее клацнули зубы.
– Это не я, – прошептала девушка так отчаянно, что мужчина на короткий миг усомнился в правильности своих действий.
– Что – не ты? – переспросил он.
– Это не я! Это не мое тело! Не мои волосы! Не мое лицо!
С каждым словом она повышала голос, а под конец уже кричала, срывая горло. Новая пощечина заставила ее упасть на колени. Дарвейн ухватил девушку за волосы, запрокинул ее лицо вверх и прошипел сквозь зубы:
– Заткнись! Или, клянусь Эргом, я выпорю тебя собственноручно!
– Ваша Милость, – прозвучал от дверей голос одного из воинов, – вы все еще хотите взять ее с собой? Она может стать помехой в пути.
– Это не то, о чем ты должен переживать, Вирстин, – Дарвейн сверкнул глазами. – В конце концов, я всегда могу поделиться рабыней с братьями по оружию. Но не сейчас, – добавил он, уловив похотливый блеск в глазах товарища. – Сейчас нам пора уходить.
Физическая боль привела девушку в чувство, но истерика сменилась апатией. Перед глазами стояло бледное лицо в ореоле золотистых волос, которое она увидела в мутном зеркале. И огромные голубые глаза, смотревшие на нее с молчаливым отчаянием.
Эсмиль пришлось принять жуткую правду: нет больше первой красавицы Амарры, способной соблазнить любого мужчину одним движением брови. И это не происки каких-то врагов, нет, все гораздо страшнее. Какая-то сила в одно мгновение переместила ее не только в чужие земли, но и в чужое тело. Из мраморного дворца – в грязный трактир, из тела аристократки – в тело рабыни. И вряд ли есть смысл взывать к богам, ведь, судя по всему, без них здесь не обошлось…
Будто сомнамбула, она делала все, что ей говорили, отвечала на вопросы, куда-то шла. Знакомая девушка отвела ее в комнату под крышей и помогла сложить в заплечный мешок несколько застиранных платьев, если так можно было назвать эти тряпки. Потом взяла за руку и вывела во двор, где уже гарцевали несколько великолепных лошадей теоффийской породы.
– Прощай, Лирин, – Мара коротко обняла подругу, стараясь не обращать внимания на ее странное состояние. – Надеюсь, богиня судьбы будет к тебе добра.
– Какое мерзкое имя, – едва слышно прошептала девушка, не имея сил даже отстраниться.
К ним приблизился Дарвейн на своем гнедом жеребце. Он немного наклонился, подхватил свою рабыню под мышки и, словно перышко, поднял себе в седло.
– Ну почему же мерзкое, – промурлыкал он, обдавая горячим дыханием ее ухо. – Очень символичное. Лирин означает "надежда" на наречии восточного побережья.
