Неожиданно, он почувствовал щекой тепло ее дыхания. Девушка словно склонилась над ним. Раздался еще один тихий вздох, будто она мучилась сомнениями, а потом нежные женские губы мазнули по его губам мимолетным движением.
В одно мгновение Эсмиль оказалась в крепких объятиях. Забилась пойманной пташкой, чувствуя, как в груди заходится сердце. Но было уже поздно.
– Пусти! – прошипела она, упираясь в грудь Дарвейна и пытаясь вырваться из мужских рук.
– Ну, уж нет, моя квинна!
Он уже не притворялся, что спит. Наоборот, с легким смешком перевернулся так, что теперь хрупкое женское тело оказалось под ним. Одно движение бедер – и вот он уже занял свое законное место – между ее призывно раскинутых ног. Жар возбуждения опалил их обоих, отключая рассудок и давая волю инстинктам.
Зарычав, Дарвейн нетерпеливо задрал ей подол. Руки Эсмиль в лихорадочной спешке рвали шнуровку на его штанах. Им обоим, во что бы то ни стало, хотелось слиться друг с другом. Лэр на мгновение оторвался от своей квинны, сдернул с себя бриджи, давая ей насладиться видом его крепкого тела. Дрожа и постанывая, девушка сорвала с себя рубашку. Теперь они оба были полностью обнажены… И у обоих в глазах горело безумие страсти.
– Ты прекрасна, моя квинна, – хрипло произнес он, склоняясь над ней.
– Ты тоже, мой лэр, – выдохнула она, принимая его.
Твердая мужская плоть мягко и нежно скользнула в женское лоно, истекавшее соком. Эсмиль выгнулась, будто ивовая ветвь в умелых руках, застонала. Ее ноги и руки оплели Дарвейна любовными путами. Не было ни пространства, ни времени, ни сомнений, ни страха. Только он и она, только пламя страсти, наполнявшее их тела, вожделение, граничившее с животной похотью, желание, сносившее разум.
Дарвейн не торопился. Его движения были плавными, дразнящими, он хотел довести ее до безумия, хотел услышать, как она умоляет его. Маленькая гордячка. Его строптивая рабыня. Его любимая квинна…
Чего уж тут отрицать?..
Он влюбился.
Влюбился как последний мальчишка. В женщину без роду-племени, неизвестно откуда свалившуюся на него. В рабыню, которую он сам лишил невинности, купил, как скот на базаре, наказывал плетьми, насиловал, унижал, пару раз чуть не убил собственными руками… И она не сломалась, не утратила гордости, не встала на колени… Зато сама, добровольно, едва не отдала жизнь за него.
– Пожалуйста! Пожалуйста! – лихорадочный женский шепот был музыкой для его слуха.
– Что – пожалуйста? – прошептал он, пряча усмешку.
– Пожалуйста, быстрее…
– Посмотри на меня!
Эсмиль распахнула глаза. Прямо над ней нависал Дарвейн, удерживая свое тело на вытянутых руках. Его длинные волосы разметались по плечам, на бронзовой коже сверкали капельки пота. Сейчас он был прекрасен, как демон вожделения. Девушка невольно облизала пересохшие губы и тут же застонала от сильного толчка. Дарвейн приник губами к ее губам, и его язык начал вторить движениям его тела.
Наверное, крик Эсмиль слышали все данганары, но ей было на это плевать.
Утомленная и удовлетворенная, она лежала у Дарвейна на плече и лениво перебирала мягкие завитки волос на его груди. Под ее ладошкой колотилось сердце лэра, мужчина шумно дышал, будто после быстрого бега. Его руки крепко обнимали ее.
– О чем задумалась? – он приподнял ее лицо, удерживая за подбородок.
Девушка опустила ресницы, пряча взгляд, но не успела скрыть улыбку, раздвинувшую ее губы.
– Разве мысли рабыни имеют значение?
– Ты знаешь, что не рабыня, – он легким поцелуем прикоснулся к кончику ее носа, – ты моя квинна. Так о чем ты там думала?
И она опять не смогла сдержать довольную улыбку.
– Ты похожа сейчас на сытую ленивую кошку, объевшуюся сливками, – хмыкнул он.
– Ну… примерно так оно и есть.
Ничуть не стесняясь, Эсмиль потянулась всем телом, давая мужчине насладиться видом ее упругих грудей и гладкого живота. Она уже давно воспринимала это тело своим, даже полюбила его и находила соблазнительным. Точнее, при всей любви к себе прежней, она не могла не отметить, что было неплохо помолодеть на несколько лет. Да и соломенный цвет волос, так ненавидимый ею вначале, теперь казался роскошным, особенно, когда светлые локоны сверкали жидким золотом в свете костра или лампы. Да, она была уверена, что красива.
– Дразнишь меня? – в голосе Дарвейна промелькнули рычащие нотки.
– Ну почему же дразню?
Эсмиль загадочно усмехнулась, привстала на колени и тряхнула растрепавшейся гривой. Потом медленным, дразнящим движением подняла руки и перекинула волосы на одно плечо. Встала на четвереньки, выгнула спину, точно большая золотистая кошка. Дарвейну даже почудилось, будто он слышит мурлыканье.
– Чего ты хочешь? – хрипло выдохнул он, наблюдая за ней и чувствуя, как его плоть вновь наливается кровью.
– Тебя, мой лэр…
Она не шутила.
Эсмиль сама не понимала, что с ней. На короткий миг в голове возникли испуганные мысли: «О, Бенгет Всеблагая, что я творю?!» – но она тут же отбросила их.
Теперь уже она нависала над мужчиной, дразнила его, едва касаясь его тела губами и языком. И медленно, очень медленно опускалась все ниже.
Дарвейн почти не дышал.
Он лежал, судорожно впившись пальцами в густой мех, покрывавший их ложе, и не мог оторвать от золотистой макушки напряженного взгляда. Не мог поверить, что быстрый и жадный язычок его квинны сейчас выписывает безумный узор на его животе. С каждым прикосновением ему становилось все тяжелее сдерживать себя. Хотелось схватить ее за волосы, запустить руки в эти блестящие пряди, сжать их и рывком направить туда, где уже подрагивала от желания его плоть.
Но он терпел. Он боялся ее спугнуть.
Эсмиль замерла. Член Дарвейна стоял перед ее глазами. Она могла бы запросто коснуться его языком, если бы хотела… И она хотела этого.
Очень осторожно, будто пробуя на вкус незнакомое блюдо, она коснулась его кончиком языка. Слизнула выступившую солоноватую каплю, и наградой ей стал судорожный вздох, вырвавшийся из мужской груди.
– Милая…
Это ее подбодрило.
Такого она еще не делала. Да что там, никто из амаррских аристократок даже представить такого не мог! Единственный случай, когда амаррка могла позволить себе наградить мужчину подобными ласками – это если мужчина был ее возлюбленным, но такое случалось редко. В наложников не влюбляются, они просто инструмент для удовлетворения страсти, живое дилдо. А в договорных браках не бывает любви.
Но сейчас ей хотелось сделать это для Дарвейна. Исчезла гордая госпожа, исчезла строптивая рабыня. Осталась только женщина, решившая удовлетворить своего мужчину самым желанным способом, о котором он только может мечтать. И все, о чем она сейчас думала – это как сделать так, чтобы ему понравилось.
