Следом за новорожденным умер и Мариос. Смерть была для него избавлением. И Лерисса, глядя на погребальный костер из окна своей спальни, тихо молила сына даровать ей прощение. Не увидела. Не поняла. Не уберегла. Сердце матери разрывалось от горя.
– Я хочу уехать в обитель Арнеш и посвятить остаток жизни искуплению своих грехов, – сказала она Дару, когда через пару дней после похорон он пришел с визитом в ее покои.
– Матушка, ты потеряла двоих детей, но я-то все еще жив, – хмуро ответил он. Напоминать о том, что младенец не должен был жить, ему не хотелось. – И я рядом с тобой. Обдумай свое решение. Я хочу, чтобы ты осталась.
– Ты достойнейший из моих сыновей, – она с трудом улыбнулась. – Истинный лэр. Сын своего отца, внук своего деда. Но я уже все решила. Ты должен меня понять…
– Нет, не вставай, – остановил он ее, когда она хотела подняться с кровати. – Ты еще очень слаба.
– Да, это так… Но я должна искупить свой грех… Я запятнала наш род кровосмешением…
Она спрятала лицо в ладони и задрожала.
Опустившись на колени рядом с кроватью, лэр двух кланов взял в свои руки холодные ладони матери и запечатлел на них поцелуй. Она внимательно на него посмотрела. В ее опухших и покрасневших глазах светились любовь и тревога. А еще, где-то на самом дне, плескалось раскаяние.
– Ты стал другим, сынок, – тихо произнесла она.
– Каким, мама?
– Более человечным…
Дар усмехнулся.
– Это Эсмиль. Она научила меня любить.
– Твоя невеста странная девушка, не похожа на нас, – Лерисса покачала головой. – Ты уверен, что будешь с ней счастлив?
– Ты права, она совершенно другая. В ней живет дух воина, – он мечтательно улыбнулся. – Вот увидишь, она и тебе понравится. Да, она странная, непонятная, то жестока, как Эргов ирбис, то похожа на ласкового котенка. Но она мне нужна. Даже ненья от нее без ума. Попросила моего покровительства, лишь бы быть рядом с ней.
– А мне думается, что Ильза без ума от широченных плеч Вирстина. Да и он к ней вовсе не равнодушен, – хмыкнула квинна.
Дарвейн расхохотался, и на бледном лице его матери мелькнула улыбка.
– Ты твердо решил повести Эсмиль к алтарю?
– Да.
– Тогда тебе стоило бы поспешить…
– Ты о чем? – он удивленно заглянул ей в лицо.
– Спроси у своей невесты, когда у нее были женские дни.
Дар сузил глаза, переваривая услышанное.
– А еще присмотрись, не тесна ли ей стала одежда…
– Матушка, говорите прямо, что происходит?
Он поднялся. Намеки Лериссы заставили его волноваться.
– Твоя невеста беременна! – заявила та ему в лоб. – Веди ее к алтарю, пока это не слишком заметно, иначе Старейшины не примут ваш брак.
– Беременна? – он побледнел. Перед глазами тут же пронеслось видение истерзанной девушки в мужском камзоле, которой пришлось пережить насилие в подземной тюрьме. – Ты можешь сказать, сколько уже?
– Ну… – она призадумалась. – Судя по всему, месяц-два. Где-то так.
Дар выдохнул с облегчением. Боги и здесь отвели карающий перст судьбы. Но тут же его охватила тихая ярость: Эсмиль уже носила его ребенка, когда эти твари издевались над ней! Что ж, им повезло сдохнуть так быстро. Всем, кроме Брана. Тому предстоит очень долгая жизнь. Вот только вряд ли он будет счастлив.
– Спасибо, матушка. Ты права, – произнес он, беря себя в руки. – Я назначу церемонию на послезавтра. И для нас будет честь, если ты тоже будешь на ней.
– Тогда тебе понадобится вот это, – она протянула ему кольцо с огромным сапфиром, которое уже тридцать лет не покидало ее руки. – Это перстень женщин Эрг-Нерай. Говорят, когда-то сама Арнеш Пресветлая подарила его Ниролис. Его мне передала мать твоего отца, а я передаю твоей невесте. Если ты уверен в ее любви – одень ей на палец. Камень откроет все, что таится в ее душе.
– Спасибо, матушка.
– Но сразу после церемонии я уеду. Не удерживай меня, не нужно. Я должна искупить свой грех…
Она хотел сказать еще что-то, но в этот момент за дверями раздался рассерженный женский вопль.
– Вот и она, – Дар сжал перстень в руке и направился к выходу. – Мама, позже обсудим.
Он рывком распахнул дверь и гаркнул:
– Ну, что здесь опять случилось?
Последние слова предназначались двум служанкам, которые с тихими рыданиями жались к стенам коридора.
А в женском крыле случился погром. Маленькая блондинка, которую лэр всенародно объявил будущей льерой, с гневным рычанием вышвыривала из выделенной ей комнаты еще не распакованные тюки. Рядом, в сторонке, беспомощно переглядывались служанки, не решаясь вмешаться. За это время солдаты успели прочесать ущелье и всю долину до самого Эонара и собрать лошадей, сбежавших от камнепада. Золото, заработанное в Ангрейде жизнями данганаров, вернулось в Эрг-Нерай, а вместе с ним нашлись и вещи Эсмиль, купленные в Керанне.
– Что происходит?
Знакомый насмешливый голос заставил девушку вскинуться и зарычать:
– Даже не думай! Я не буду здесь жить!
Тонкий палец уперся в грудь Дару, заставив мужчину хмыкнуть.
– Чем тебе эта комната не угодила?
– Я не стану сидеть здесь с этими клушами, пока ты будешь развлекаться на пирах и с рабынями! Хватит!
– Ну, таковы обычаи, – он скрыл смешок.
– К хройту эти обычаи! Дар, ты слышишь меня?! – она схватила его за грудки и встряхнула.
– Слышу, – он сжал ее кулачки в своих огромных ладонях, поднес к губам и поочередно поцеловал. – Так чего же хочет моя боевая льера?
Она приподняла левую бровь, оценивающе глядя на черную макушку согнувшегося над ней мужчины.
– Хочу быть рядом с тобой. Не на шаг позади, не на фут ниже. Рядом. Спать в твоей постели, есть с тобой за одним столом. И знать, что ты только мой. Мой – и больше ничей!
– Милая, тебе не кажется, что свобода мужчины – это святое? – произнес он с нарочитым недовольством, хотя слова девушки ему очень польстили.
Эсмиль прищурилась. По ее губам скользнула усмешка.
– Знаешь, чего мне хочется больше всего? – вкрадчиво шепнула она, прижимаясь к нему всем телом. – Поставить тебе клеймо со своими инициалами: «Личная собственность Эсмиль ди Маренкеш». Именно так у нас в Амарре совершаются браки.
– Ты делаешь мне предложение? – он не выдержал, расхохотался.
– Ну… Если ты ответишь согласием, – протянула она, многозначительно оглядывая его, – я исполню любое твое желание.
Смех оборвался. Мужские руки подхватили ее под попу, приподняли, прижали плотнее, давая почувствовать твердую плоть, истосковавшуюся по нежному телу.
