Или папочка… вроде довольного жизнью, женой и красивым внуком тестя…
Не сама же она зарабатывает столько, чтобы покупать плащ из тончайшей кожи, фантастической красоты белье и серьги с бриллиантами и изумрудами! (Н. не разбирался в дорогой одежде и уж тем более – в камнях, но он прикасался пальцами и к шелку, и к коже, и к серьгам, и пальцы были озадачены.) Если бы она сама заработала эту роскошь, то наверняка бы похвасталась своим ответственным постом, нелегкими обязанностями и выгодными сделками. Была у Н. клиентка, хозяйка ресторана, так все сорок минут, что длился сеанс, она докладывала о своих подвигах, матерно костеря конкурентов.
А Соледад совершенно не производила впечатления деловой женщины, бизнесвумен, танка, который гуляет сам по себе.
Понять, кто она, ему пока не удалось.
– Если честно, то у меня даже нет в моем городишке друзей, которые имели бы компьютеры с модемами, – честно написал Н. – Мы тут живем очень небогато. Вот сейчас маме нужно запасти на зиму дрова. И мы считали – хватит ли одной машины, и не выйдет ли, что в апреле дрова кончатся, как уже было однажды. Кроме того, пока я ездил, у меня переманили двух клиентов. Придется давать в газете объявление. Но…
Деньги у матери, кстати сказать, были. Их прислал старший сын – сам который год не казал носа, но деньги присылал и с праздниками поздравлял. Но она целыми днями вязала. Живи она в Большом Городе, ремесло бы приносило неплохие деньги, а в маленьком было мало охотниц кутаться в ажурные шали. Но она все равно вязала, тратя деньги на дорогую пряжу. Приезжая и трогая ровные столбики, цепочки воздушных петель, дырочки и сложные переплетения нитей, Н. все понимал. Он сам так жил – если бы клиенты не давали денег, он нашел бы возможность приплачивать им, чтобы позволили заниматься ремеслом. Его руки, как ее руки, не могли без дела, но она выбрала красоту, она повторяла красоту, воспроизводила тысячекратно кусочки красоты, как зима – снежинки, он же выбрал иное, или иное выбрало его, сделало его своими руками – понять невозможно…
Письмо улетело, понеслось по кабелю, влилось в поток информации, что стремился от сервера к серверу вокруг земного шарика.
Н. задумался. А если эта шалава напишет «приезжай»? На какие шиши?
Но будет еще хуже, если она этого не напишет, вдруг понял Н. Потому что он ей нужен, хотя сама она может не понимать этого. Нужен, как парнишке, которого допекает астма. Нужен, возможно, и как Рогдаю, чтоб было перед кем покрасоваться стряпней.
Н. понимал это не умом, разумеется, а руками.
Рогдай закричал с кухни – ему требовалась помощь, он не мог одновременно придерживать дверцу старой духовки и добывать из нее гусятницу с тушеным мясом. Н. побежал на выручку, потом они разложили по мискам вкусную, хотя и чересчур острую, еду – экспериментатор Рогдай набухал туда всего, что имелось в его коллекции пряностей и специй. Грешно было потреблять это мясо помимо водки – у Рогдая и водочка нашлась, хорошая, не паленка. Водка и мясо привели приятелей в блаженное расположение духа, когда вспоминаются всякие смешные истории и смех выходит куда более сочный, чем на трезвую голову.
А пока они развлекались, на открытой странице почтовика в ящике Н. появилось-таки письмо. Но он этого не почувствовал – он был счастлив, сидя на теплой кухне, наслаждаясь славной едой, введя себя посредством водки в то состояние, когда мир ярок и прекрасен, а каждое слово собеседника – праздник для души. Он ценил эти передышки в бродячей жизни – и сейчас всей душой любил Рогдая.
Ему не хотелось думать о том, что настанет утро и Рогдай выставит его из дому – с плотно уложенным рюкзаком и бутербродом на дорогу. Ибо к Рогдаю придет мама – прибраться, а она страх как не любит сомнительных гостей. И придется по слякоти выходить на трассу.
Но письмо от Соледад лежало в ящике. А за окном, за пестрой занавеской, произошла отрадная перемена – похолодало и медленно падал осторожный снег.
Глава четвертая
В странном состоянии души и тела Н. вышел из электрички, впрягся в рюкзак и направился к метро. До встречи с Соледад оставалось около двух часов.
Сказать, что он рад, было бы неправдой – радость присутствовала, но тревога заглушала ее. Не могло все сложиться настолько удачно, обязательно должна была шлепнуться в бочку меда ложка дегтя, да и не простого, а ядовитого.
Эта самая ложка дегтя сопровождала Н. по жизни, вися над его золотистой головой наподобие дамоклова меча. Даже когда обстоятельства складывались для него идеально, вдруг возникал совершенно непредвиденный поворот.
Соледад все организовала воистину идеально. И это внушало тревогу.
Н. должен был встретить ее на вокзале, потом они бы поехали вместе к ее давнему другу, где для них уже приготовлена комната, чтобы четыре дня провести вместе – в тепле, в чистоте, в сытости, без забот – просто вместе. Ну и встретить Новый год, разумеется.
Все это было невероятно.
Н. достаточно часто получал щелчки по носу. Женщины быстро разгадывали его непригодность к реальной жизни. Сколь бы он ни был хорош в постели, а этого недоставало, чтобы хоть одна всерьез задумалась связать с ним жизнь. Бульдожка – и та, побывав в должности законной жены, от него отказалась. Вспоминая своих женщин, Н. не обнаружил в списке ни одной, что стояла бы так высоко на общественной лестнице, как Соледад.
Он понимал свой статус при ней – блажь, каприз. Но их переписка была подозрительно доброй – как если бы Соледад, признав все его недостатки малозначительными, выстраивала душевную близость. И это у нее получалось. И Н. еще больше беспокоился. Он устал от странствий и не верил, что эта женщина поможет ему остановиться.
Четыре дня. Еще одна передышка.
А где-то есть сад, и в глубине его – дом, выросший, как растение, живой дом, недосягаемый, как и все, что необходимо для тихого счастья души. Сейчас яблони стоят под невесомым грузом чистейшего снега, но лежит в той же развилке золотой кот и никуда не улетели певчие птицы – им там тепло. И попасть в этот сад невозможно – как бы Н. ни заглядывал туда через забор, приподнимаясь на цыпочки. Видеть себя сад позволял – и только. В который уж раз. Как будто дорога, ведущая по себе Н., легла кольцом вокруг старого шершавого забора.
Как вышло, что он отправился в странствие, Н. не мог бы объяснить. Само получилось. От города к городу, от клиента к клиенту, никому не нужен непрерывный массаж, всем нужны курсы по десять-пятнадцать сеансов. В каждом городе есть где остановиться, и если не старый диван, то угол, где можно лечь в спальнике. И так – десять лет.
Стало быть, впереди четыре дня в теплом доме, каждый день – горячий душ, завтрак, обед и ужин. (Надо признаться, что меньше всего Н. думал о своем вкладе во все это благолепие, – он вообще очень редко вспоминал о деньгах и продуктовых магазинах.)
Он дождался поезда и встал напротив двери нужного ему вагона. Люди спускались, обнимались с встречающими, тут же мельтешили носильщики и таксисты. Вдруг Н. увидел прямо перед собой хохочущее лицо.
