Чтобы не объясняться с Сэнсеем, Н. демонстративно обхватил за плечи девчонку, сидевшую рядом. Это была обычная, никому не нужная девчонка, худенькая и бледная, пришедшая к ролевикам, чтобы хоть во время игры быть красивой и слышать слова о любви.
Она не ожидала объятия, но любила всю ролевушную тусовку разом, новичков с ветеранами и мальчиков с девочками; поэтому она прижалась к Н., глядя при этом на подружек так, как если бы у нее на плече вовсе не лежала белокожая мужская рука.
Плечо, кстати, несло на себе отчаянную татуировку, дорогую, цветную, с волчьей мордой, – не каждая девочка на такое отважится только ради того, чтобы на несколько часов привлечь внимание тусовки.
Н. ощутил этого зверя сквозь одежду – сквозь тонкую заношенную кофточку.
Волк был одинок и обижен на весь белый свет. Он показывал слишком большие для его тонкой удлиненной морды клыки. Умные пальцы Н. вошли в его клочковатую шерсть, черную с синим, добрались до кожи, немного взъерошили жесткий волчий воротник, замерли, определяя границы допустимого.
Волк имел под кожей кольчугу – примерно такую, как лежащая сейчас на столе. Она не держала удара, да и сплетена была с ошибками, об этом сейчас рассуждали реконструкторы, тыча пальцами в переплетенные кольца. Очевидно, это был волк-оборотень, популярный в «Драконьей крови» персонаж. Кольчуга волку была велика, она распространялась за пределы его морды, растекалась лентами, и под пальцами Н. ленты слегка разошлись.
Он уже имел дело с этой бедой, с подкожным металлом.
Раньше он знал, что есть нечто холодное, разгоняемое умными движениями рук, и особо не любопытствовал, откуда оно и для чего. После новогодия, после предложения, сделанного любимой женщине у окна свадебного салона, после того как впервые возникли в душе венчальная музыка и понимание, что венцы – это навсегда, он догадался: то, что под пальцами, не льдинки тающие, а металл, имеющий даже такое свойство металла, как способность притягивать мелкие железные и стальные предметы.
Н. институтов не кончал, медицинских книжек практически не читал, и из всех инфекций всерьез имел дело разве что с гриппом. Но у него несколько раз возникало подозрение, что способность строить металлический каркас передается от человека к человеку. Он только не знал, при каких условиях это возможно, – прикосновения ли достаточно, чтобы хитрый вирус, или кто он там, перескочил с кожи на кожу, или требуется поцелуй, или даже половое сношение. Не знал он также, как и почему в человеке угасает эта способность.
Но сам он умел, разглаживая пальцами металлические ниточки, истончать их, возвращать частицы металла в их правильное состояние. Как научился – не мог бы объяснить, пришло само, когда пальцы, впервые обнаружив эту странность, не смогли от нее оторваться – выглаживали и выласкивали до полного исчезновения. Тогда он, правда, еще не знал толком, с чем имеет дело.
Почему он решил, что подкожный металлический каркас – опасная болезнь, тоже было непонятно. Он знал это – и все, знание оказалось у него в голове без всяких усилий. Оно попало туда, кстати, не так уж давно – зимой. И тогда же Н. понял, что должен с этой заразой бороться.
Его очень беспокоило зарождение металлических струн у Соледад. Он не знал, в чем тут угроза, он только чувствовал: это – беда. Но ей он ничего не сказал.
Лаская волка, Н. обводил кончиками пальцев незримые колечки, очень осторожно нажимая на них, плюща их, чтобы с истончившихся краев срывались и разносились кровью частицы металла. Девушка замерла – она затаила дыхание и чувствовала, что ее кожа тает. И она боялась взглянуть на Н. – боялась, что по ее затуманенным глазам он поймет слишком много.
Они сидели, прижавшись друг к другу, и глаза Н. тихо закрылись, зрение ему сейчас только мешало. Присутствие Сэнсея уже не имело значения – Н. был занят делом.
Он подумал еще, что однажды все это расскажет Соледад, объяснит ей про металлические нити, но не в следующую встречу – потом, когда они действительно будут вместе. И одновременно ощутил руку девушки, скользнувшую у него за спиной.
Теперь они уже откровенно обнимались при всем честном народе. Здесь это было в порядке вещей, никто не обращал на них внимания, никто и не заглядывал под стол, чтобы удостовериться в тесном союзе их бедер – предвестнике несколько иного союза.
Ночь дошла до своего пика, перекатилась, как через перевал, и стала понемногу таять. Люди поднимались из-за стола, осознав необходимость хоть немного поспать. Сэнсей подрядился подвезти до дома рыженькую красавицу и ее подругу. Реконструктор Торин отправился ночевать в мастерскую, где у него за верстаком был диван, ролевик Даэрон забрался в гардероб и смастерил себе ложе из эльфийских плащей. Н. и девушка остались за столом одни.
Они поцеловались.
Это был совершенно ненужный поцелуй, но он зрел, зрел и созрел.
Н. чувствовал: девушке необходима помощь, и половина горя в том, что ее тело вообразило себя ненужным. Вторая половина сидела где-то в голове, спрятавшись и окопавшись, но Н. насчет нее не сильно беспокоился – тут и с первой поди разберись…
Он уже спешил на помощь, он уже касался пальцами худенького тела, словно спрашивая: вот тут ты себе не нравишься, вот тут? И, короткими движениями то собирая плоть в горстку, то разглаживая, лепил нечто иное – сперва оно удерживало форму лишь мгновение, пока пальцы, отлетевшие от кожи, зависали в воздухе. Затем – и это исполнило его душу радостью – преображение плоти под пальцами стало более надежным, тело запоминало науку.
– Не смей больше так думать о себе, – говорили телу пальцы. – Вот она, твоя красота… не поддавайся унынию, уныние – не для тебя…
– Но это красота внешняя, – возражало тело. – И уродство было внешним, тем, которое успешно прячется под одеждой. А я боюсь другого и плохо думаю о другом. Я знаю, что не умею брать и давать, вот в чем моя настоящая беда.
– Но сейчас ты берешь? – спрашивали пальцы. – И вот сейчас берешь? Не бойся, я ничего не попрошу взамен, это подарок…
– Да, я беру, но мне даже неловко, – смущенно отвечало тело. – Я тоже хочу подарить… Возьмешь?
– Возьму…
Глава десятая
Маша понимала, что такие, как Георгий, на дороге не валяются. И прикармливала его как только могла. Соледад должна была соблюдать гордость известной певицы и просто красивой женщины, а вот Маша, поскольку роман с Георгием ей не грозил, могла резвиться напропалую.
Как всегда, она подставила сильное плечо и взяла на себя техническое обеспечение этого романа. Она придумывала мелкие просьбы, с которыми обратиться к Георгию, чтобы потом пылко благодарить, она зазывала его на ужины и стряпала, по его уверениям, лучше любого ресторанного шеф-повара. На поверхности были комплименты, но в глубине – знание: они были устроены одинаково, нуждались в одинаковой пище для своей брони и ощущали, как их тела превращаются в две непобедимые крепости. Вот только Георгий был куда более мощной крепостью, приспособленной не только для обороны.
