– Слушаюсь, мамочка, – сказала Лада.
Она накинула на голову платок, и закрыла лицо, оставив открытыми лишь глазам.
Выйдя на улицу, Лада первым делом взглянула на ворота. Креста на них не было.
– Интересно, – сказала она себе, – кто-то стер или дождем смыло. Выходит, зря дежурили.
Облегченно вздохнув, она отправилась на рынок. Когда, совершив покупки, вернулась, то увидела трех мужчин, которые стояли напротив ее дома и о чем-то тихо переговаривались. Увидев это, женщина остановилась. Один из них обратился к Ладе:
– Сестрица, не подскажешь, в каком доме проживает такой высокий светловолосый мужчина? Он дал нам адрес, а мы потеряли его.
Мусульманский этикет дозволял женщине не отвечать на вопросы незнакомых мужчин, этому Лада, не говоря ни слова, отперла дверь и скрылась во дворе. Ее встретила встревоженная Йасмин.
– Ты вернулась, слава Аллаху, – воскликнула она.
– Ты чего, этих людей испугалась? – спросила Лада.
– Каких людей?
– На улице стоят напротив дома.
– Нет, я их даже не видела.
– А что же у тебя такое лицо? Что-нибудь узнала про Али?
– Нет, об Али ничего не известно, но у нас еще Егорка заболел.
– Как заболел?
– Жар у него сильный, озноб, дрожит весь.
– Этого еще не хватало. Что же мы вообще без мужиков остались. Нашел время болеть.
Лада вошла в комнату, где лежал Егорка. Он был закутан в теплое одеяло, тем не менее, его била дрожь.
– Ты чего это? – спросила Лада. – Лодырничать решил?
– Простыл, наверно, – с трудом стуча зубами, произнес Егорка, – глотать больно. Сейчас я встану, полежу немного, надо идти искать Али.
– Лежи, уже. Какой из тебя искальщик. Я молока купила, сейчас вскипячу, принесу тебе. Это все, потому что ты обленился и ничего не делаешь, здоровье ослабло. Дома ты работал и никогда не болел.
Она отправилась на кухню, зажгла огонь в очаге, вскипятила молоко, налила в кружку, добавила туда меду. И вернулась к брату.
– Пей, – сказала она, – только осторожно, не обожгись.
Егорка с трудом приподнялся и стал дуть на молоко, отхлебывать из кружки маленькими глотками. Пока он пил, на лбу его выступила испарина.
– Видишь, уже потеть стал, – довольно сказала Лада, – значит, дело на поправку пошло.
– Он только заболел, какая поправка? – укоризненно сказала Йасмин. – Надо за хакимом
[168] сходить.
– Обойдемся без шарлатанов, – сказала Лада. Ему пропотеть надо как следует, а такая хворь, лечи, не лечи, за неделю проходит. Принеси лучше ему еще одно одеяло.
Пока Йасмин ходила за одеялом, Лада заставила брата допить молоко, переодеть нательную рубаху, укрыться вторым одеялом. И Егорка заснул сном, который больше походил на беспамятство.
– Может, все-таки сходить за врачом? – повторила Йасмин.
– Нет, – твердо сказала Лада, – никаких врачей. От них все равно никакого толка. Придет, либо кровь начнет отворять, либо затянет песню о том, что Лукман
[169] велел лечить горячее холодом и наоборот. Раз у него жар, то посоветует обортывать мокрой простыней.
– А ты откуда все это знаешь?
– Мужа моего покойного так лечили, атабека, насмотрелась.
– А-а.
– Или ты считаешь, что раз я была рабыней…
– Нет, – быстро сказала Йасмин, – я так не считаю.
Но Ладу уже было не остановить.
– Если хочешь знать, то все мусульманские владыки были рождены от рабынь. Да, представь себе. Все Ил-Дениз, дед Узбека, великий атабек Ил-дениз, вообще был сам рабом. Но дело не в этом.
Лада надолго замолчала, видно было, что какая-то мысль не дает ей покоя.
– А в чем? – спросила Йасмин.
– Дело в том, что разбойники ищут Егорку, наверное, убить хотят, и, видимо нас с тобой они тоже убьют. Они сейчас стоят напротив наших ворот. А до сих пор мы живы только потому, что дождь смыл крестик с ворот. Что будем делать? Еще и Егорка заболел.
– Может быть, они уже ушли? – предположила Йасмин.
– Ну, пойди, посмотри.
Йасмин вышла на террасу. Вернувшись, сказала:
– Ты права, они еще стоят напротив дома.
– Не пойму, почему они здесь стоят. Можно же в любом месте стоять и караулить белобрысого человека. Чувствуют, что он здесь? Ладно, все, я иду в полицию. Их начальник должен меня помнить, при регистрации я ему хороший бешкеш дала.
– Ну, да, он тебя вспомнит, попросит еще денег. Он пошлет с тобой полицейских. Они придут и спросят: «Чего вы здесь стоите?» А они ответят, мол, законом это не запрещено. Или уйдут. Но что от этого изменится?
– Ну, раз ты такая умная, – в сердцах сказала Лада, – скажи, что делать?
– Они не видели твоего лица?
– О чем ты говоришь, я же мусульманка, – оскорбилась Лада, – нет, конечно.
– Я выйду к ним вместо тебя. Мы с тобой одного роста и телосложения.
– Вообще-то я повыше буду.
– Я пойду, позову их в дом, будет, чем угостить?
– Ты с ума сошла.
– Доверься мне, – попросила Йасмин.
– С какой стати?
– А с такой, что у нас нет другого выхода.
– О, Аллах! – жалобно сказала Лада, – что же за напасть такая. Только жить начала по-человечески и тут на тебе. С одной стороны, татары грозят, с другой разбойники. Кстати, это вы их привели за собой.
– Я привела их, я от них и избавлюсь, – завила Йасмн.
– Ну, ладно, – смирилась Лада, – Что от меня требуется?
– Я попрошу тебя сыграть роль моей рабыни, а я буду хозяйкой дома.
– Роль рабыни я играть не буду, лучше смерть.
– Тогда просто служанки.
Лада вздохнула и кивнула головой.
– А теперь иди и пригласи их в дом, скажи, хозяйка зовет.
– Ты хотела сама к ним выйти.
– Передумала, ступай.
– Не командуй, – огрызнулась Лада, закрыла лицо и вышла на улицу.
Трое мужчин, завидев приближающуюся к ним женщину в парандже, с любопытством воззрились на нее.
Приблизившись, женщина отвесила легкий поклон и сказала:
– Высокородные господа, моя госпожа просит вас оказать ей честь и отдохнуть в ее доме.
«Высокородные господа» переглянулись, один из них сказал:
