Во-первых, он был больше, чем следовало из источников, изученных Мерканиином, — почти в десять, а не в пять человеческих ростов. До сих пор он оставлял это без внимания, зная, что враг часто воспринимается больше, чем он есть. Сельские жители тоже часто говорят о кусачем щенке как о волке. Но он обычно не становился жертвой заблуждений, на которые попадались не особо умные люди. Дракон был намного больше по размеру.
Во-вторых, нежелание дракона сражаться выходило за рамки всех привычных представлений. Определенно, причиной этому были не страх и не беспомощность. Мерканиин не стал бы обманывать себя. Как и во многих битвах с опытными врагами, удача играла такую же роль, как и мастерства лежать мертвым на полу пещеры с равной вероятностью мог он, а не дракон.
Завершало картину последнее несоответствие, которое больше всего смущало рыцаря, — дыхание дракона, едва коснувшееся его и временно парализовавшее. Он ждал тогда, что на него обрушится струя ледяного воздуха, и был уверен, что мускулы должны замерзнуть на месте. Теперь Мерканиин не мог припомнить, чтобы во время атаки чувствовал холод, а пар, которым дохнул дракон, походил скорее на облако газа, а не на ледяной воздух. Ответ пришел быстро: «Только серебряные драконы могут выдыхать парализующий газ».
Ужас сковал грудь рыцаря, его сердце, казалось, перестало биться, и он чуть не задохнулся от недостатка воздуха. Вскочив на ноги, Мерканиин, не обращая внимания на охватившее его головокружение, на не желающее слушаться тело, которое словно пронзило иглами от резкого прилива крови, бросился к телу взрослого дракона, вынимая на бегу нож.
Прошла целая вечность, пока ему удалось отковырять с помощью ножа чешуйку, обнажив участок кожи, розовой, как у поросенка. Он бросился наружу, сопровождаемый непрекращающимся визгом маленького дракона, и поднял чешуйку вверх, к вечернему свету. Она была белой, чисто белой, даже без намека на металлический блеск.
Облегчение, охватившее Мерканиина, тем не менее, не поколебало мрачную уверенность в том, что он убил создание наивысшей справедливости, дракона, оберегая которого ему следовало бы пожертвовать собственной жизнью. Его мысли стремительно вернулись к образу поросенка. Не все свиньи были розовыми, только те, которые, когда вырастут, станут белыми. Только альбиносы. Свет едва просвечивал сквозь чешуйку, хотя с пробуждением понимания казался ослепительным. Дамирния выходила не одного красноглазого кролика, такого же безупречно белого, как и оба дракона, встреченные им сегодня. У грызунов-альбиносов были розовые глаза. У других — свиней, лошадей и человеческого ребенка, которых он видел, глаза были голубыми. Голубыми, как у этого дракона.
За пониманием стремительно последовало раскаяние, от которого Мерканиин чуть не тронулся рассудком.
«Я убил одного из самых могущественных служителей Добра! — Еще худшая мысль нагнала первую. — Я чуть было также не убил детеныша серебряного дракона!»
Слезы бессилия обожгли ему глаза, и чувство вины скорбно воззвало к совести. Рыцарь не пытался объяснить или оправдать свой поступок. Другие так же легко пришли бы к подобным выводам. Но он же не другие! Долг чести велел ему исправить причиненный ущерб, и Мерканиин извлек средства сделать это из самой глубины своей души.
«Я должен позаботиться об этом ребенке. Я должен вырастить его. У Дамирнии это должно получиться». Рыцарь знал, что его жена никогда раньше не видела драконов, но она заботилась о самых разных животных.
— Моя честь — это моя жизнь, — прошептал Мерканиин, однако слова перестали вести его за собой.
Эта потеря испугала рыцаря, и он почувствовал себя абсолютно одиноким — впервые с тех пор, как началось его рыцарское обучение. Жизнь Мерканиина состояла не только из того, чтобы быть Соламнийским Рыцарем. Оставалась еще Дамирния, если только она будет милосердна и примет назад столь недостойного супруга — а теперь еще и с детенышем серебряного альбиноса. Мерканиин не был уверен, что это укладывается в одни рамки с его представлениями о чести, не был уверен, стоит ли это делать, — слишком многие, включая самых стойких приверженцев справедливости, обращали внимание только на внешнюю сторону вещей.
Но умирающий серебряный дракон возложил на него ответственность, которую рыцарь не осмелился бы доверить никому другому. Найдутся те, кто воспользуются его присутствием в доме, чтобы оскорбить рыцарей, — те, кто посчитают связь с «белым» драконом доказательством того, что Рыцари Соламнии вступили в союз со Злом, что они достойны презрения, изгнания и даже смерти. И среди самих рыцарей многие не поверят ему и даже не станут слушать объяснений. По-видимому, от такой же судьбы страдал дракон: злые презирали его за то, что он добр, а добрые — всего лишь за внешний вид.
Мерканиин вернулся к входу, придумывая и отвергая один за другим возможные способы перенести детеныша дракона к фургону, взятому для тела его родителя. Теперь, впервые за то время, как его одержимость честью и славой сыграла с ним злую шутку, рыцарь покраснел от одной мысли о том, чтобы выставлять напоказ свою добычу и геройство: «Моя победа обернулась позором, постыдным поступком, достойным сожаления. Я выбрал нелегкий путь, однако даже так не смогу искупить вину. Но, в конце концов, — с надеждой подумал он, — моя честь обретет другую цель, а не просто исчезнет».
Мерканиин снял латные рукавицы и шлем, затем вошел внутрь драконьей пещеры.
Дуглас Найлз
ЛЕГКАЯ ПОЖИВА
— Нападем, когда за ними будет река — удобнее убивать, — прорычал Чалтифорд. Его бочкообразная грудь возбужденно вздымалась.
— Да, глупо ехать здесь, — согласился Делмаркиам Мастер Сечи, вождь племени Чалтифорда.
Два людоеда стояли на поросшем травой валу, разглядывая речную пойму. Вереница вооруженных всадников — разведывательный отряд Соламнийских Рыцарей — ехала по ближнему берегу, неуклонно продвигаясь вниз по течению. По слухам, огромная армия Хумы и его драконы находились далеко на севере, и этот отряд, чуть больше шести десятков рыцарей, судя по всему, столкнулся со страшной опасностью.
Хотя все военные вожди подошли к самому краю мыса, их все еще не заметили. Родичи Чалтифорда, шесть дюжин сильнейших, сидели на корточках так, что их было не видно, так же как и другие многочисленные группы громадных и свирепых человекоподобных существ, Вождь небольшого племени Делмаркиам возглавлял отряд своих товарищей и кузенов.
— Они уйдут слишком далеко, — предупредил Чалтифорд.
В самом деле, отряду Чалтифорда было необходимо скорее нанести удар — иначе люди-всадники могли ускользнуть от них.
— Вперед! — проревел Делмаркиам — не в его правилах было долго размышлять над тем, какой отдать приказ.
Двадцать вождей думали примерно так же, и протяжный, раскатистый рев разнесся с высокого берега реки. Теперь рыцари посмотрели вверх, немедленно развернув своих боевых коней в сторону опасности. Чалтифорд представил, какой страх охватит людей, когда на них ринется тысяча людоедов, и от этой мысли ощутил холодок удовольствия.
