Руки мужчины легли на мою талию, скользнули выше, вдоль завязок корсета и начали поглаживать шею.
– Нет, сладкая, боюсь, что ты не можешь вернуться к гостям… – тихо прошептал мне на ухо мужчина, прихватывая губами мочку.
Он запустил ладонь в мои волосы, оттянул голову, заставляя запрокинуть ее и, посмотрев в глаза, стал медленно наклоняться. Я с кристальной ясностью поняла, что все. Вот сейчас все и начнется.
– Милый, понимаешь… меня же должна раздеть Лиз и… – я отвернулась, и поцелуй пришелся не в губы, а в подбородок.
– Не переживай, я тоже смогу тебя раздеть, – заверил меня рыжий кот, неторопливо изучая бархатную кожу щек, вновь спускаясь на шею и легонько покусывая ее, от чего я начинала дрожать.
– А одеть… – робко пискнула я, намекая на то, что для такого знаменательного события как брачная ночь была приготовлена красивая белая ночная сорочка. В которой мне и полагалось ожидать мужа в супружеской кровати. В полной темноте и под одеялом.
А сейчас?!
Сорочки нет, одеяла нет, а свечи горят так, что можно видеть, как каменеет от страсти лицо мужчины!
– А вот с «одеть» мы подождем до утра, – севшим голосом проговорил Эштон. – А быть может и до вечера.
Страшно… аж жуть.
Почему-то в этот конкретный момент, когда утрата невинность замаячила не просто в статусе «в ближайшем будущем», а «прямо сейчас» мне захотелось плюнуть на все и сбежать. Или хотя бы уговорить мужа… на то, чтобы сделать все потом!
Посмотрела на мужа, поняла, что уговаривать я могу сколько угодно, но все равно не послушает.
Уверенные мужские руки уже сноровисто расшнуровывали корсет, и не прошло и минуты, как меня стали со знанием дела вынимать из платья.
Минута, и верхнее платье облаком белой ткани валяется на ковре, и я стою лишь в нижней юбке, сорочке, белье и чулках.
Я стояла ни жива ни мертва, потому спустя несколько минут Эш все же заметил мое состояние: зажмуренные глаза и «отче наш» сквозь сжатые зубы.
– Ш-ш-ш… девочка моя, ну почему ты так боишься? – муж ласково приподнял мой подбородок.
– Не знаю…
Он заставил посмотреть в его темные от желания глаза и серьезно спросил:
– Солнышко, я делал тебе больно?
– Нет…
– Я когда либо делал то, чего ты не хотела?
– Тоже нет, – почти неслышно выдохнула я, пряча глаза. – Я понимаю, что веду себя глупо и ты в своем праве.
– Дело не в праве, моя маленькая, а в желании. Между нами все могло случиться еще тогда, но мы решили ждать до первой брачной ночи. И я рад, что все случится именно так. Случится правильно. Ты заслуживаешь того, чтобы все было правильно.
– Я понимаю, но ничего не могу с собой поделать.
– Дженни, посмотри на меня. Не нужно прятать глаза, – когда я все же решилась поднять глазки на его серьезное лицо, то мужчина продолжил. – Тебе не нужно ничего делать. Не сопротивляйся и не зажимайся, это все, что я от тебя прошу. То, что между нами происходит – самая естественная вещь в мире.
Я только кивнула, а потом сама, первая нерешительно потянулась к его губам.
Нежно, ласково… нерешительно. Так, словно в первый раз. Так, как и положено невесте, недавно ставшей женой.
Он отвечал мне, как и полагается молодому мужу. Страстно, уверенно, жарко.
Я сама не заметила, как ослабли завязки на нижних юбках, и они невесомо упали на ковер. Смелые руки Эша скользили по моему телу, поглаживая талию, живот, лаская бедра и постепенно все выше задирая сорочку. Когда он уверенно взял за подол и потянул его вверх, я испуганно вцепилась в ткань и помотала головой.
– Почему? – тихо спросил Эштон, целуя мои судорожно сжатые у груди пальцы.
– Нельзя же… Нужно свечи задуть.
Я дернулась было к канделябрам, но муж удержал меня и наоборот прижал к себе.
– Солнышко, я хочу тебя видеть.
– Но…
– Я хочу тебя видеть, – в голосе Эша появилась сталь. – Позволишь?
Он спросил так, что у меня даже мысли не возникло отказать или сопротивляться. Меня трясло мелкой дрожью, пока он стягивал с меня сорочку, а когда я наконец осталась стоять в одних лишь панталонах и чулках, то не удержалась и прижала руки к обнаженной груди.
– Опусти, – властно потребовал мужчина.
Несколько бесконечно долгих секунд, а после его теплые пальцы легли на мои запястья и надавили, отстраняя от тела.
– Ты красивая, любовь моя, – чуть шершавные подушечки скользнули по округлостям груди и выше, к ключицам, провели по шее и неторопливо начали вынимать шпильки из прически. – Знаешь, Дженни, я смотрю на тебя и понимаю, что все еще лучше, еще волшебнее чем все картины, которые являлись в моей больной голове все эти годы. И во мне сейчас борются два противоположных желания. Любоваться тобой и не трогать, и привлечь к себе, целовать так, чтобы ты стонала, касаться так, чтобы оставлять следы на коже. Знаки, что ты моя…
От таких откровений меня затрясло еще больше.
– Прости, – словно понял это рыжий лорд и привлек к себе, накрывая губы нежным, почти невесомым поцелуем.
В его знакомых объятиях, от нежных поцелуев я снова “поплыла”, забываясь и теряя связь с реальностью. Выпитое вино играло злые шутки, потому свою брачную ночь я запомнила только вспышками красочных картин, появляющимися между бездной чувств и эмоций. Быть может потому, что я предпочитала закрывать глаза… потому что мне было очень, просто безумно стыдно за большую часть того, что делал со мной в постели Эштон Ройз.
И безумно сладко.
Сладко от его губ на моей коже, рук на теле, от того, что я сходила с ума от наслаждения. Самым большим открытием этой ночи было для меня то, что он сам безумно, просто невероятно приятный на ощупь. Мне нравилось обнимать его, не ощущая преград между нашими телами.
Эштон оказался совсем другим, не таким как я. По прежнему трусливо изучая мужа на ощупь и не решаясь открыть глаза, я скользила руками по его сильным мышцам, прижималась носом к шее, жадно дыша потрясающим, невообразимо притягательным ароматом.
Но долго изучать мне не дали, почти сразу перехватив руки и еще раз поцеловав ладони, сказали, что если я продолжу в том же духе, то все закончится не успев начаться, а такой позор в его планы не входит.
Я металась по простыням, сходя с ума, сгорая в жарком огне желания и стыда. Губы мужа ласкали грудь, а руки уже давно спустились так низко, что это было непозволительно. Совершенно возмутительно, кошмарно неприлично… сладко до невозможности.
Мне казалось, что этой ночью я просто не доживу до утра. Мне было так хорошо, что казалось еще чуточку, еще капельку и я умру. Распадусь на тысячу осколков и разлечусь словно от взрыва.
