Мариам смущенно улыбнулась.
– А может, устроим здесь свадьбу? – предложил Али. – Пригласим вот этих головорезов быть гостями, свяжем им этим самым руки. Не будут же они убивать тех, кто их пригласил на свадьбу.
– Я не думал, что все так серьезно, – озабоченно произнес Егор.
– Все зависит от этого вздорного эмира. Я говорил с ним и опрометчиво разозлил его. Не знаю, как получилось. Забылся на радостях, оттого, что мы спаслись, у своих оказались. Видишь до чего можно довести человека. Хорезмийцев своими стал считать. Может, обойдется.
После короткого отдыха хорезмийцы выступили в путь и к вечеру были в небольшом населенном пункте, близ Халеба. Рядом находилась крепость. Отряд расположился в ней. На ночь пленников заперли. А наутро они предстали перед Баракат-ханом. Это был высокий хорезмиец крепкого телосложения, лет тридцати, но уже начинающий лысеть. В лице его была уверенность человека, не раз встречавшегося со смертью, к тому же облеченного властью.
– Я слушаю тебя, – сказал он.
Али долго молчал, рискуя вызвать гнев хана. И, когда тот удивленно глянул на него, признался:
– Даже не знаю, с чего начать.
– Все твои объяснения мне уже передали. Кроме того, сказали, что ты похвалялся дружбой с султаном Джалал ад-Дином.
– Я не похвалялся, – устало возразил Али, – я просто сказал, что был знаком с ним. Провел с ним в дружеской беседе ночь, предшествующую его гибели.
– Ты можешь чем-либо доказать это? – спокойно спросил Баракат-хан.
За несколько лет, прошедших с момента гибели султана Джалал ад-Дина, он видел много людей, утверждавших, что были знакомы с хорезмшахом. После гибели хорезм-шаха ходило много слухов о том, что он не погиб, и что на самом деле был убит его силахдар
[27]. А сам султан в тот день не одевал султанских одежд, а был в одежде суфия. Якобы в этом виде он стал бродить по областям страны. Время от времени возникал слух, что хорезмшаха видели в таком-то городе, в такой-то стране. Тафриши, вазир султана в Ираке специально проверял все эти сведения. В Мазандаране даже поднял восстание какой-то человек, назвавший себя Джалал ад-Дином.
– Да, могу, – спокойно ответил Али.
Но в этом уже не было необходимости, так как к хану подошел хаджиб и что-то шепнул ему.
– Что это за перстень на твоей руке, – спросил хан.
– Мне подарил его султан, – Али снял с пальца серебряный перстень и передал его Баракат-хану. – Кроме того, он пожаловал мне титул малика Байлакана, – зачем-то добавил Али, хотя это была лишняя информация.
– Байлакана больше нет, – заметил хан, разглядывая перстень, – монголы разрушили.
– Я знаю, я был там до последнего дня, чудом остался в живых.
– Этот перстень свидетельство того, что твои слова являются правдой. И, если ты, малик, твое место рядом со мной, – объявил Баракат-хан, – принесите вина и закусок, – приказал он, – я хочу угостить дорогого гостя. Садись, досточтимый Али. Слуги принесли кувшин с водой и таз для омовений. Али вымыл руки и лицо.
– Что это у тебя на лице? – спросил Баракат-хан.
– Это следы разговора с твоим эмиром, – ответил Али, дотрагиваясь до распухшей губы.
– Хочешь ответить ему тем же, – предложил хан.
– Нет, – ответил Али, – он ударил меня в гневе, а я сейчас не испытываю гнева. А просто ударить человека я не смогу. Я не воин. Я факих.
– Поэтому вы гнались за крестоносцами с мечами? – засмеялся хан.
– Ваши люди спасли нас от неминуемой гибели.
– Чем же вы так насолили безбожникам? – спросил хан.
– Мы выкрали сестру моего друга из крепости, – ответил Али, – им это не понравилось.
– А где же сестра?
– Мы разделились, – коротко ответил Али, не желая вдаваться в подробности.
– Расскажи мне о своей встрече с хорезмшахом, – попросил хан.
Али стал рассказывать, припоминая детали. Между тем, принесли вино и закуски. Когда он закончил свой рассказ, Баракат-хан, тяжело вздохнув, сказал:
– В ту ночь я тоже был в лагере султана. Когда Джалал ад-Дин увидел, что татары преследуют нас, он приказал Ур-хану отделиться от него со своими войсками, чтобы татар пустить по его следу, а самому избежать преследования. Я как раз был в отряде Ур-хана. Но это была ошибка. Когда мы отделились от султана, к нам по дороге стали присоединяться разрозненные отряды. А когда мы достигли Ирбила, то с нами было уже четыре тысячи всадников. А султан, отделившись от Ур-хана, направился к Амиду. Городские жители заперли ворота перед ним. Когда султан потерял надежду войти в город, он ушел в сторону с сотней всадников. Утур-хан посоветовал султану возвратиться назад, говоря, что самый безопасный путь – это тот, по которому уже прошли татары. И султан вернулся, согласившись с ним, так что причиной гибели султана был никто иной, как Утур-хан. Султан добрался до одного из селений Майафарикина и сошел с коня на току, пустив лошадей пастись.
Ночью Утур-хан оставил его из-за своей трусости и малодушия. И случилось то, что случилось.
Помолчав немного Баракат-хан добавил:
– Я любил их обоих, Джалал ад-Дина и атабека Узбека, а они оказались врагами. Мое сердце всегда разрывалось между ними. А теперь их нет и я оплакиваю обоих.
– Теперь они уже не враги, – заметил Али.
Хан взглянул на него и усмехнулся.
– Ты прав, а мне почему-то это не приходило в голову.
– Можно задать тебе вопрос? – спросил Али.
– Конечно, – кивнул головой Баракат-хан.
– Малика-Хатун принимала участие в твоей судьбе?
– Нет, но она была добра ко мне. А почему ты спрашиваешь?
– А был ли ты знаком с китаб ал-мунши султана Шихаб ад-Дином Насави?
– Это уже второй вопрос, – улыбнулся Баракат-хан, – но я все равно отвечу. Конечно, же, я знал Насави. Это был достойный человек.
– У меня поручение от них обоих, вернее, я выполняю просьбу Насави и поручение Малики-Хатун.
Али рассказал обо всех обстоятельствах своего появления в Дамаске.
– Малик Ашраф в Каире, чтобы не терять времени я решил совершить хадж, а на обратном пути передать ему письмо от Малики-Хатун.
– Он уже вернулся из Каира, – сказал хан, – так, что ты можешь возвращаться в Дамаск. Что же касается Насави, то я всегда отличал его от других чиновников Джалал-ад-Дина. Как только он окажется на свободе, пусть он найдет меня. Я дам ему должность в память о хорезмшахе.
– С его освобождением могут возникнуть сложности. – Сказал Али. – Дело в том, что письма Малики-Хатун у меня нет, оно осталось у крестоносцев.
