– Глаз не оторвать, – ответил Джафар.
– Ладно, будь, по-твоему, – тяжко вздохнув, сказал халиф. – Новизна отношений, она лечит любовный недуг.
На следующий день он подарил Ганиму Кутбу и посватал его сестру. Обе брачных записи они сделали в один день, и к женам вошли в одну ночь. Тут и сказочке конец, а кто слушал молодец.
Али, ты меня слышишь? – Поскольку Али не отвечал, она добавила. – Он спит, как вам это нравится?
В лесу
Мы оставили Егорку в тот миг, когда он вырвался из боярского плена, подпалив хоромы. Доскакав до реки, за которой начинался густой лес, он хотел отпустить коня, и вплавь добраться на тот берег. Но в последний момент передумал и направил его в воду. Он плыл, держа коня за шею, направляя. Пройдя стремнину, понял, что ноги коня достают дна, вновь взобрался на него и, понукая, взбодрил, заставив вынести себя на крутой берег. Здесь он позволил себе остановиться и посмотреть назад. Погони не было. В боярской усадьбе царил такой переполох, что не нашлось никого, кто бы отрядил за ним погоню. Егорка сжал пятками бока коня и въехал в лес. Здесь уже он ехал особо не торопясь, выбирая дорогу, по одному ему известным меткам. В лесу он чувствовал себя в относительной безопасности. Конечно, и здесь можно было нарваться на засаду, выставленную княжеским тиуном. Но Егорка был уверен, что полоса неудач закончилась. Вскоре он отпустил коня, зная, что тот найдет дорогу назад. Добравшись до своей охотничьей заимки, Егорка почувствовал себя в полной безопасности. Здесь в глухом лесу ему могли грозить только дикие звери, которые в отличие от людей могли напасть лишь в случае крайнего голода. Приблизившись к своему жилищу, Егорка, затаился и пролежал в укромном месте больше часа, чтобы убедиться в том, что в сторожке никого нет. Все тайные знаки, который он оставил, чтобы узнать при возвращении о том, что были непрошенные гости – оказались нетронуты. И Егорка вошел в землянку. Первым делом он вытащил из тайника оружие – саблю, кинжал, лук и стрелы. После нарвал листьев подорожника, приложил к ожогам и перевязал раны. Затем вскипятил воду из родника, приготовил кашу, поел и заварил травяной чай. Сейчас он жалел, что не уехал с Ладой. Родная земля стала чужой для него. А Азербайджан, где на его долю пришлось столько испытаний, теперь ему вспоминался теплом в душе. Особенно теперь, когда он оказался на родине в положении изгоя. Богатство, свалившееся на них, не принесло им счастья. Он понимал, что надо было быть осторожнее, постепенно приучать общество к своему достатку. Заняться какой-нибудь торговлей. А еще лучше было бы привезти из Азербайджана товары, сразу заявив о себе как о купце. Это объяснило бы появление денег. Но бесхитростному Егорке и в голову не могло это прийти.
Через два дня к нему пришел отец. Увидев Егорку живым, обрадовался. Рассказал о том, что приезжали люди тиуна, спрашивали, не приходил ли сын.
– Они не знают, убежал ли ты или сгорел при пожаре, – сказал отец.
– Били? – спросил Егорка.
– Нет, пошумели немного. Велели, если ты вдруг появишься сразу ему дать знать. Ты-то как, здоров ли?
– Здоров, – ответил Егорка, – вот руку слегка обжег, но уже заживает.
– А-а руку, больно, поди?
– Ничего.
– А у посадника-то хоромы сгорели, ничего спасти не удалось.
– Знаю, – сказал Егорка, – это я их подпалил.
– Ох ты, – поразился отец, – это зачем же.
– А то бы я с тобой не говорил сейчас.
– Вона как, подпалил, значит, а сам убег. Отчаянный ты у меня Егорка.
– Мать-то как?
– Здорова. О тебе все тужит. Что думаешь делать?
– Уезжать надо, – сказал Егорка, – здесь жизни не будет.
– Куда уезжать-то сынок?
– В Азербайджан, в Персию, в Ширван. К черту на рога. Лишь бы отсюда уехать. А то поедем вместе. В Нахичевани у Лады дом есть.
– Нет, сынок, что мне на старости лет, на чужбине делать, умереть разве что. Уж лучше здесь помру. А дом Лада и здесь выстроила, что теперь с ним делать.
– Продай. Она возражать не станет.
– Кто здесь его купит? Таких денег отродясь ни у кого не водилось.
– На всякий товар найдется купец. В тайнике я оставлю деньги. Будешь брать по мере необходимости. Динары менять езжай в уезд, там по базарным дням менялы-евреи приезжают. Это надежней. И они лишних вопросов не задают.
– Когда же ты думаешь отправиться?
– Я тебя ждал, завтра, наверное, и тронусь. Мамке кланяйся.
Старик встал, украдкой смахнул слезу, обнял сына:
– Ну, доброго пути.
Егорка достал подбитого тетерева:
– Возьми, утром подстрелил. Ты ж на охоту пошел.
Отец приторочил птицу к поясу, хлопнул сына по плечу и ушел. Егорка смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за деревьями.
На следующий день Егорка отправился в дорогу. Прошел лес и вышел в степь. Но мы не будем описывать путь, полный опасностей, который проделал Егорка, чтобы пересечь кипчакские степи. Часть дороги он прошел, пристав к бродникам, которые гнали стадо овец в низовья Волги. Часть прошел в одиночестве, а часть с человеком, с которым познакомился в дороге. Человека звали Фомой. Случилось это в маленьком рыбацком поселке на берегу реки. Егорка сидел в трапезной на постоялом дворе. В открытые двери была видна мечеть. Человек, сидевший за дощатым столом напротив, пил вино. Каждый раз, прежде чем поднести кружку ко рту, он оглядывался на мечеть, украдкой крестился, а только потом пил. Он с любопытством поглядывал на Егорку, затем спросил:
– Никак русский?
А когда Егорка утвердительно кивнул, укоризненно сказал:
– А что же ты, дружок, садишься за стол, и лба не перекрестишь?
Вместо ответа Егорка спросил:
– А хорошо ли креститься и вино пить?
– А что же вино, дружок, это кровь Христова.
– Но ты же вроде не причащаешься?
Монах смущенно кашлянул. Видно Егорка попал в цель. Покончив с едой, Егорка расплатился и вышел. Человек вскоре догнал его.
– Меня Фомой кличут, – сказал он. – А тебя?
– Егоркой.
– Ловко ты меня поддел, однако. А далеко ли путь держишь?
– Далеко.
– Издалека?
– Издалека.
– Один ли идешь? – не унимался Фома.
– Больно любопытен ты прохожий, – усмехнулся Егор, – на что тебе?
– Не любопытен я, но словоохотлив. Я один иду, вот интересуюсь, може нам по пути.
– Я иду в Астархан, а далее в Ширван. А ты?
– А я, братец, в Иерусалим иду, но сначала Астархан. Значит нам по пути. Послали меня братья выпросить придел в храме рождества Христова в Вифлееме.
